Шах одноглазому королю
Шрифт:
— И «Роланд». Не подойдут. — он отрицательно покачал головой. — Туповаты и чересчур кровожадны. — он посмотрел в окно, невдалеке за которым солдаты батальона продолжали тренироваться. — У вас будут немцы. — он перевел взгляд на меня. — Уверяю, если я вам подхожу, то и они вас устроят. Гарантирую. В конце концов, Глеб Александрович, это мне им свою шкуру доверять.
Хороший аргумент.
— Мне тоже, Ферстер. План операции разрабатывал я и руководить ею тоже буду я. Непосредственно.
— Вы идете с нами? — задал он, заведомо,
— Откуда вы так хорошо знаете русский, Ферстер? — сменил я тему. — Вас же должны были привезти в Германию совсем еще ребенком.
— Да, мне было четыре года. — сответил он. — Мать у меня русская. Я все детство и юность провел среди русских эмигрантов в Берлине.
— Ваш отец погиб на войне? — поинтересовался я. — С нами или с большевиками?
С нами.
Надо же, я себя совсем не идентифицирую с русскими, а ведь мой отец воевал, как раз, против немцев. В ту войну против.
Впервые я увидел на лице Ферстера что-то отдаленно напоминающее проявление эмоций. Что это? Ненависть? К кому?
— Моего отца убили в декабре 14-го во время петроградских немецких погромов. — он посмотрел на меня уже спокойно. — У нас была аптека на Бассейной, недалеко от Мальцевского рынка. — Ферстер просто говорил, говорил абсолютно спокойным тоном, я бы даже сказал, ничего не выражающим, тоном — Вот прямо в ней отца и убили. Зарезали, как свинью. Поляки. Точнее польские жиды. У него семья работала. Якубовичи. Муж и жена. — он опять посмотрел в окно. — Мать рассказывала, что отец защищал их от черносотенцев в пятом году.
Он сделал паузу.
— Мне было четыре месяца. — Ферстер посмотрел на меня своим обычным улыбающимся взглядом. — Я еще грудь сосал. Так что ненависть к русским, полякам и жидам я впитал с молоком матери в буквальном смысле этого слова. Что-то еще?
— Странно, что с вашими взглядами вы не в СС. — удивился я.
— Я тоже этому иногда удивляюсь. — неожиданно согласился Ферстер. — Видимо для меня в СС слишком скучно.
— В автомобильном батальоне было веселее? — не удержался я.
— Просто было. — ответил Ферстер. — А вот в Эббингхаузе (Kampfverband Ebbinghaus — немецкое диверсионное подразделение, принявшее участие в боевых действиях в Верхней Силезии, назван по имени своего командира гауптмана Эрнста Эббингхауза) было уже повеселее.
— Можете мне ответить, Ферстер, как вы попали в подразделение, укомплектованное, исключительно, силезскими немцами? — спросил я с недоверием, которое, впрочем, не касалось самого факта пребывания обер-лейтенанта в Эббингхаузе.
— В данном случае Провидение, которое само рук не марает, а использует для своих делишек чужие, воспользовалось ручонками бюрократов, занимавшихся вопросами V-Leute (особый резерв Абвера (нем. Verf"ugungs-Leute, сокр. V-Leute) использовался при формировании агентурных отделов (нем. V-Abteilungen)
— А польский откуда знаете? — тут же спросил я.
— У меня способности к языкам. — ушел от прямого ответа Ферстер.
— Скажите, если не секрет, почему вы не в партии? — вежливо поинтересовался я.
— С чего вы это взяли? — парировал Ферстер. — В партии. С 40-го.
Действительно, с чего я это взял. Спросить о наличии семьи? А зачем мне это?
— Глеб Александрович, — он кивком указал на мою левую руку. — Тоттенкопфринг (Кольцо «Мёртвая голова» (нем. Totenkopfring, SS-Ehrenring) — персональный наградной знак, выдаваемый лично Генрихом Гиммлером членам СС) придется несколько дней не носить. Белый след от кольца, контрастирующий с загаром на руке, может вызвать подозрение. Обручальным кольцом его не закроешь, русские обручальное кольцо на правой руке носят, а для перчаток пока несколько рановато.
Все-таки уел. Молодец. Я все никак не мог избавиться от ощущения неприязни к Ферстеру. Почему?
— Спасибо. Учту. — заверил я его. — Скажите, для вас, как для офицера Абвера, притом, замечу, весьма заслуженного офицера, не будет препятствием находиться в подчинении у офицера СС?
Ну, что ты мне на это ответишь?
— Я далек от предрассудков, свойственных некоторым моим коллегам. — заверил он меня. — Абсолютно не испытываю никаких отрицательных эмоций при виде рун на вашем воротнике.
Возможно.
— А ваши люди?
— Им тоже безразлично. Знаки различия предпочитаете на форме капитана или майора госбезопасности?
— Комиссара 3-го ранга. — ответил я с улыбкой.
Пусть знает, что я тоже кое в чем разбираюсь.
— Не пойдет. — серьезно ответил Ферстер — Звания у русской госбезопасности на две ступени выше армейских. Начальник Особого отдела Северного фронта Куприн Павел Тихонович — комиссар госбезопасности 3-го ранга. Вы не можете быть с ним в одном звании. — продолжил он. — Комиссаров госбезопасности 3-го ранга у советов всего шестеро. — он начал перечислять. — Абакумов, Чернышов. Белянов...
— Достаточно. — остановил я его. — Я знаю.
Действительно достаточно. Он мне подходит по всем параметрам. Умный, хорошо подготовленный и дерзкий.
— Пусть будет капитан. — определился я с выбором. — Это ведь звание равнозначное моему?
— Так точно. — ответил Ферстер.
— Только ведь у русских для конспирации на фронте в госбезопасности используют вроде звания политсостава, а не ГБ? — уточнил я.
— Никак нет! — не согласился Ферстер. — С 17 июля они используют спецзвания ГБ. Форма осталась та же. Политсостава.