Шах одноглазому королю
Шрифт:
Мой, на удивление, образованный водитель что-то мне рассказывал, не замолкая ни на минуту.
По-моему, как раз, про тот дом, к которому мы и направлялись.
За те неполные двадцать минут, что мы провели в пути, я узнал, про историю дома № 24 по Литейному проспекту, все. Он был построен в 1874-1877 гг. по проекту архитектора А. К. Серебрякова для «миллионера и византийского князя» А. Д. Мурузи, и построен был в мавританском стиле.
Кроме того, мне стало известно, что этот самый Мурузи являлся внуком правителя Молдавии, а также сыном турецкого дипломата.
Его папаша позже был посажен
А до строительства этого дома на его месте располагалась просторная деревянная усадьба, принадлежавшая сенатору Николаю Резанову.
Да-да, тому самому из «Юноны и Авось».
Наверное, он был замечательным таксистом до войны.
Интересно, переживет ли он ее? А его семья? Ведь, уверен, они все здесь, в Питере.
Солдат из бывшего таксиста-эрудита, судя по внешнему виду, был никакой. Форма сидела, как седло на той многострадальной корове, с которой обычно сравнивают людей, абсолютно не предназначенных к ее ношению.
Есть такой особый вид людей. Сугубо гражданских. До мозга костей, как говорится. Им военная форма абсолютно противопоказана, как бы идеально по фигуре она не была сшита. Эти люди всегда будут в ней выглядеть несколько глуповато, независимо от того насколько умны на самом деле.
Так было и с моим водителем. Умнейший мужик, а выглядит в форме дурак дураком.
Подъехав к дому водитель, видимо по старой таксистской привычке, спросил:
— Какой подъезд?
Мой многозначительный взгляд в ответ:
— Откуда мне знать? Я здесь никогда не был.
Придумывать ответ на вопрос, как я познакомился с этой девушкой, если не местный, не пришлось, потому что он опять вспомнил про, взятую на себя роль гида-общественника:
— В этом доме два подъезда. Раньше было 57 квартир и 7 магазинов. Весь второй этаж занимала квартира хозяина дома, состоявшая из 26 комнат, сейчас это коммуналка. Тебе в какую?
— Спасибо, земляк, я разберусь. — не захотел отвечать я.
Каждый должен знать ровно столько сколько ему нужно знать. Не больше и не меньше. Номер квартиры водиле знать было ни к чему.
Выбираясь из кабины, я еще успел узнать, что раньше интерьеры дома были выполнены под стиль рококо со скульптурами, живописными плафонами и штофом на стенах. Внутри был зимний сад, фонтан, водяное отопление, электричество, ну и водопровод. На парадных лестницах лежали ковры, на стенах висели зеркала и стенные часы, а внизу, у подъезда, дежурил швейцар. Дворец, короче был, не иначе.
А ведь дом снаружи реально выглядел настоящим дворцом. Я в Москве такой красоты не видел.
Пятиэтажное здание украшали небольшие колонны по фасаду. Два подъезда чугунного литья были украшены фризами с орнаментом из арабской вязи. На углах дома красовались башни с куполами, а на балконах — изящные перила. Из чего они были сделаны я не понял. Какой-то листовой металл вроде, но не железо точно.
Но это снаружи, а вот внутри, похоже, успел побывать булгаковский Швондер и все уплотнил.
Ковров, зеркал и стенных часов уже не было, а были, сука, все те же стены, покрашенные снизу до середины в темно-зеленый цвет, а выше побеленные, но лепнина у потолка громадного вестибюля и ажурные перила лестницы сохранились.
Мне нужна была 36-ая квартира
Филенчатая дверь, выкрашенная все той же вездесущей советской коричневой краской и туева хуча кнопок звонков на косяке, как справа, так и слева.
В 36-ую звонить бесполезно. В 35-ую?
А это что? Около звонка с номером 34 чем-то острым, гвоздем, наверное, выцарапаны на дверном косяке четыре цифры: «2120».
Гретель насыпала Гензелю камешков, чтобы не заблудился? Так меня здесь ждут? Интересно, однако, девки пляшут по четыре штуки в ряд.
Ну нажмем. Раздался звук. Который. Я затрудняюсь, даже описать. Это был не звонок, это была толпа маленьких барабанщиков, которая яростно лупила железной арматурой по броне танка. От этого, если можно так выразиться, звонка, наверное, даже Ленин в мавзолее проснулся.
Из-за двери послышался недовольный визгливый женский голос:
— Федотовна, к тебе пришли!
Мне сразу представилась толстая корова в несвежем халате, шлепацах и, конечно же, в бигуди.
Вот чего орать? Даже если эта Федотовна глухая, как пень, она все равно услышала этот грохот. К тому же это, похоже, первый в мире звонок с вибрацией, да еще и какой! Дом, наверное, до фундамента, вздрогнул. Хорошо, что он старой постройки, хрущевка из моего времени рассыпалась бы, как теремок под медведем.
Через минуту дверь приоткрылась ровно настолько насколько позволяла массивная черная дверная цепочка с внутренней стороны. На меня смотрела пожилая дама. Именно дама, а не женщина. Женщина — это тетка с сумками, которая своей обширной пятой точкой размазывает вас вместе с остальными пассажирами по салону переполненного троллейбуса, потому что ей обязательно нужно пройти к передней двери, несмотря на то. что она вошла через заднюю.
Передо мной стояла, именно, дама. Высокая, не ниже метра семидесяти пяти, с царственной осанкой и гордо поднятым подбородком. Про таких в книжках обычно пишут, что, несмотря на возраст, ее лицо еще хранило следы былой красоты. На вид этой даме было лет семьдесят, а может быть даже и больше, но назвать ее старухой у меня язык бы не повернулся. Седые волосы, собранные в пучок и заколотые громадной булавкой из тусклого желтого металла с красным ограненным камнем в затейливой оправе. Золотая, наверное. Черное бархатное платье в пол с длинными рукавами и воротником-стойкой с небольшими кружевами и брошью из крупного белого резного камня с выпуклым рельефным изображением головы какого-то античного бога. Камея, по-моему, называется это украшение, если не ошибаюсь. На лице даже вроде была какая-то косметика. Но в полумраке лестничной клетки точно определить я не мог. И пахло от нее точно не нафталином. А чем-то неуловимо приятным, знакомым с детства, но основательно забытым.
Я не знаю, как Александр Сергеич представлял себе свою графиню, но я ее представлял именно такой.
— Вы с сообщением от Кирилла, полагаю?
Голос у нее был приятный, грудной, совсем не старческий.
Кирилл... Минаев? Возможно. Похоже она не очень хочет. Чтобы я упоминал всуе Гальперн Жанну Моисеевну. Приняв ее правила игры, я ничего не теряю. Посмотрим, что она мне скажет дальше.
— Так точно.
Она сняла цепочку.
— Проходите пожалуйста, товарищ. — улыбнулась она.