Шахматный порядок
Шрифт:
Альбус досадливо поморщился: мол, что с тебя взять, дуры? Весь вчерашний день он ощущал легкий ужас перед предстоящими похоронами: впервые в жизни ему предстояло участвовать в таком ритуале. Только однажды в детстве он видел, как выносили гроб из серого дома, что показалось ему одновременно ужасным и… интересным. Мальчик сам боялся признаться себе, но в этом в самом деле был таинственный ужас. Однако с тех пор утекло много воды, и погребальные ритуалы казались ужасающе омерзительными — с чем ни за что на свете не хочется встречаться.
— Неудобно спрашивать в такой миг, но
— Спасибо, хорошо. Она не могла бы вынести такое жуткое событие, но, поверьте, у нее все хорошо, — Альбусу показалось, что при этих словах Флер пристально посмотрела на Гарри.
— Это, конечно, так… Но все-таки ужасно смотреть, как заканчивается земной путь… — прошептала Флер.
— Это ждет каждого из нас, — кивнул Рон, пожав плечами.
— Только один волшебник сумел достичь бессмертия, — понизила голос Гермиона.
Было тихо. Родственников Джинни Поттер, казалось, мучило ощущение, что с ее смертью словно все замерло и жизнь остановилась. Молли стояла, прижавшись к плечу мужа, Рон нежно обнимал Гермиону за тонкие плечи, опустив голову; он едва держал себя в руках уже давно после смерти любимой сестры. Напряжённое лицо Гермионы выдавало горе: она будто прямо сейчас готова была расправиться с пожирателями как можно жёстче и быстрее. Джеймс стоял, понурив голову и держа за руку всхлипывающую Лили. Рыдания на похоронах считались у англичан дурным тоном, но девочке было не до этого.
Мрачная обстановка давила и на Альбуса. Ему казалось, что всё это выдумки, что это спектакль, но реальность становилась все яснее и от этого становилось жутко. Истерика проходила, а с ней приходило ощущение пустоты. Джиневра Поттер никогда больше не улыбнется ему и слизеринец вдруг понял, что всё действительно кончено.
— Мама, — тихо проговорил мальчик белыми от холода губами.
Бабушка Молли безмолвно плакала, когда Перси и Рон внесли тело Джинни, завёрнутое в черный бархат с россыпью белых звезд. Альбуса сдавила жуткая боль: ощущение близости трупа и факт смерти матери вызывали невероятный холод и заставляли чуть ли не дрожать.
Маленький человечек с клочковатыми волосами и в простой чёрной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Джинни. Альбус не особо прислушивался к его речи: было слишком больно и трудно, поэтому только отдельные слова долетали к нему поверх множество голов. «Благородство духа»… «Огромный вклад в победу над врагом в Битве за Хогвартс»… «доброта души»…
Как много осталось такого, о чём он ни разу не спросил мать, как много не сказали они друг другу…
Альбус помнил, словно в тумане, как они выстроились в две шеренги. У каждого в руке появилась белая парафиновая свеча, которая тотчас вспыхнула сама собой. Они стояли, наклонив головы. Затем все повернулись в сторону стола, на который братья положили покойницу, и встали полукругом. Вбежавший кладбищенский служащий-эльф, состоящий при «Зале прощания», что-то шепнул дяде Перси. Тот закивал головой: мол, сейчас, сейчас… Затем все наклонили головы в знак прощания.
Яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Джиневры Поттер и стол, на котором оно лежало. Языки пламени поднимались
— Это мама? — на глазах Лили мелькнули слезы. Альбусу показалось, будто она хочет открыть урну.
— Что ты… — погладил ее по голове дядя Перси. — Это даже не пепел. Прах… — вздохнул он с какой-то торжественностью.
— А что такое прах? — спросила Лили. Что-то интересное, казалось, на мгновение отвлекло ее от горя.
— Прах — это прах… — развел руками Гарри и потрепал дочь по руке.
* * *
Поминальный обед был стандартным. Белая на крахмаленная скатерть в ресторане, белые салфетки, словно пахнущие смертью, редкие блюда, среди которых выделялся овощной салат. Альбус, правда, не мог взять в рот ни кусочка: ни котлету, ни пюре. Ему чудилось, будто гроб стоял на этой скатерти. В воздухе, казалось, витала атмосфера смерти, и в еде было нечто неприятное. Само слово «поминки» вызывало какое-то отвращение. Чтобы не выглядеть белой вороной, Альбус положил в тарелку какую-то еду и мусолил ее вилкой, делая вид, что он уже взял вторую котлету.
Стол разделился на две части. На одной, ближе к двери, сидели взрослые. На другой, ближе к окну, устроились дети. Альбус сидел рядом с Роксаной, которая каким-то образом стала лидером их группы. Напротив него сидела Роза и, бросая взгляды на кузена, с отвращением кусала губы.
— Не могу поверить… — раздался надтреснутый голос Артура. — Недавно мы все сидели на её дне рождения… А теперь вот уже и поминки…
— Только не говори, будто ты этого не знал, — Молли, казадось, была разъярена на весь мир. — Что это её последний или предпоследний день рождения! — отрезала она.
— Знал, но не верил… — вздохнул Артур. Он не казался убитым горем: скорее просто поглупевшим чудаковатым стариком.
— А ты верь! — отозвалась Молли. — Полезнее будет.
— Мы должны были лучше предусмотреть систему безопасности, — вздохнула Гермиона. — Мы с детских лет были приятельницами, теперь стали членами семьи, и вдруг такое…
— Надеюсь, что недобитых Пожирателей поймают, — пробормотал Рон, залпом выпив бокал вина. — В память о Джини Такая близкая, добрая, открытая… всегда рядом… Честно говоря даже не верится в ее смерть: это… это будто нечто невозможное.
— Близкая и открытая… — пробормотал Гарри, словно поймал самого себя на какой-то мысли. — Близкая и открытая…
— Только не говори, что страдаешь, — Молли с неприязнью посмотрела на зятя. — Ты сломал ей всю жизнь.
— Дети ей рисунок подарили… Медведя с медом и шариком… — вздохнул Артур, словно он весь был в прошлом.
— Твоего зятя нарисовали, — хмыкнула супруга.
Сейчас при свете свечей ее лицо, покрытое веснушками, казалось обветренным и решительным. Гарри сокрушенно поднял глаза к потолку, словно показывая, что только ради покойной он не намерен вступать в ссору.