Шахматы из слоновой кости
Шрифт:
– Уступите, капитан, мальчишку мне, дам хорошую цену!
Немец как-то неопределенно усмехнулся, повторил свое:
– Кеннен зи ин?
Однако не стал дожидаться ответа, перевел взгляд на Эдика:
– Ви есть знайт дрюг дрюг?
Эдик не успел раскрыть рта, его опередил Захаров – он прямо-таки взбурлил от негодования:
– Хорошенькое дельце! – накинулся на капитана. – Вы так спрашиваете, точно готовы заподозрить меня в связях с подпольщиками.
– Найн, найн,- поднял тот обе руки, –
– Мало ли с кем я был знаком до вашего прихода! – продолжал возмущаться Захаров.
– Гут, гут, мы вам доверять.
– Тогда уступите мальчишку, у меня свои виды на него. Повторяю, дам хорошую цену.
– Папиргельд (бумажные деньги) ? – покривился немец.
– Ну, услужу чем-нибудь. Во всяком случае, за мной не пропадет.
– Гут, за добрый услуг, – согласился немец, вновь усмехнувшись,- за добрый услуг можьно догофор: вам – мальшик, мне – это…
Помахал листком.
– Кто писаль? Кто есть аутор?
Захаров склонился в церемонном полупоклоне:
– По-моему, капитан, у вас были возможности убедиться, что я умею, – последнее слово он произнес с нажимом, – умею делать людей разговорчивыми. Будьте спокойны, у меня этот молчун все выложит!
Резкий телефонный звонок заставил подняться с дивана немца.
Отвлек и внимание Захарова, который откровенно прислушивался к разговору. Судя по всему, понимал чужую речь.
– Мы должны ехать? – спросил у капитана, когда тот опустил трубку на рычаг.
Немец с недовольным видом подтвердил, начал одеваться. Захаров в раздумье поглядел на Эдика, потом переключился на массивную, обитую железом дверь, с нее – на забранное решеткой окно. Невольно проследив за его взглядом, Эдик подумал, что до войны в этой комнате размещалось, верно, что-нибудь вроде кассы.
– Пожалуй, можно оставить мальчишку до нашего возвращения здесь, – обратился Захаров к немцу, подергав решетку. – Мне кажется, надежно.
– О, я, я,- ухмыльнулся немец, – карцер гут!
Через минуту Эдик остался в одиночестве и, дождавшись, когда стихнут в коридоре шаги, стал, подобно Захарову, тоже обследовать окно «карцера». Только с другой, конечно, целью.
Оно было с двойными рамами и мутными, давно не мытыми стеклами, но его интересовали в первую очередь не рамы и стекла, а железные прутья, что разграфили изнутри оконный проем. Ухватился за один из них, рванул к себе, толкнул от себя – прут даже не шелохнулся. Перешел к следующему – тот же результат.
«Крепко сделано, черт!» – ругнулся про себя.
Все же начал перебирать их поочередно, надеясь, вдруг который-то удастся расшатать и отогнуть. Отогнуть настолько, чтобы протиснуться.
За этим занятием и подстерег его полицай, который выглядывал давеча с чердака: неожиданно вывернулся из-за стены, прилепился снаружи
Поколебался, однако, вспомнив, как парень заступался перед рябым, решился – просунул сквозь решетку руку, откинул, насколько позволяли прутья, внутреннюю створку, дотянулся, изогнувшись, до наружной. Парень осторожно осмотрелся, шепнул:
– Выломай фортку в двери!
Сунул продолговатый сверток и мгновенно исчез.
Эдик развернул тряпку: на ладони лежал штык от немецкой винтовки.
Странно, он не испытывал тогда, как теперь вспоминает, радости или волнения. Видимо оттого, что, убедившись в прочности решетки, уже не смел поверить в возможность вырваться из помещения, где все предусмотрено для защиты от взлома. Неважно – снаружи или изнутри.
Тем не менее прошел к двери, вяло потыкал штыком в закрашенные пазы. И вдруг обожгло ознобом: оконце в двери оказалось заделанным створкой, которая держалась с одного бока на шарнирах, а со второго – на задвижке и… вбитых по углам гвоздях.
Иначе говоря, то была обыкновенная форточка, лишь на время прекратившая свое действие из-за этих двух гвоздей.
Сдерживая дрожь в руках, начал обковыривать угловатые шляпки. Наконец собрался с духом, поддел одну кончиком штыка – гвоздь с неохотой, но, таки, полез из гнезда.
Со вторым управился уже без церемоний.
Оставалась задвижка – толкнул ее, потянул за выточенную из дерева ручку, и створка тотчас безропотно откинулась на шарнирах, открыв глазам полутемный коридор.
На лбу выступила испарина, а самого заколотило – зубам во рту тесно сделалось.
В глубине коридора скрипнула дверь. Он отпрянул в сторону, готовясь запахнуть оконце, но от двери донеслось:
– Не бойся, это я!
Парень не удивился тому, что створка уже выломана, потребовал нетерпеливо:
– Штык!
Эдик принялся трясущимися руками заворачивать штык в тряпку.
– Кончай возиться! – остановил тот, а приняв штык, скомандовал: – Лезь!
Эдик привстал на цыпочки, просунул в отверстие голову.
– Не так! – выпихнул он его обратно. – Скинь ватник и возьми стул. Со стула пробуй.
Эдик сбросил куртку, передал вместе с шапкой в окошечко, после этого взобрался на стул, вновь просунул голову; голова шла свободно – не пошли плечи.
– Сожмись! – посоветовал тот.
Куда еще-то? Он и без того скукожился до предела.
– Ты вот что, – сказал тогда парень, вновь выпихивая его, – ты давай спокойно, без паники… Давай теперь вот как пробуй: толкай одну руку сразу вперед, вместе с головой, а другое плечо как бы ужми, сделай пологим. Ну-к!