Шакал

Уорд Дж. Р.

И речь не о чистоте и порядке.

— Ты хочешь секса, — сказала Никс. — Но со мной тебе ничего не светит. Поэтому предлагаю взять пять сотен и заплатить кому-то, на ком ты сможешь покряхтеть и постонать.

— Откуда тебе знать, какие звуки я издаю, когда кончаю. — Его голос звучал мягко, как бархат, слова буквально лились. — М-м?

— Ладно. Может, ты поешь песню из рекламы «Кит Кат». Может, повторяешь перечень покупок. Да хоть Гимн США. Плевать, не мое дело.

— О, боюсь, что твое. Если хочешь найти свою

сестру.

Никс оглянулась через плечо. За ее спиной не было слышно других звуков, но это долго не продлится. Рано или поздно стража вернется, и она не верила, что этот мужчина просто стоит здесь, такой спокойный, торгуется о сексе, словно они стояли на тротуаре улицы в хорошем районе.

Верно. Потому что здесь заключались подобные сделки.

— Я не стану трахаться с тобой, — сказала она. — Поэтому либо забудешь об этом, либо…

Он двигался так быстро, что у нее не было времени отреагировать. В одно мгновение их разделяло расстояние, и в следующее он стоял впритык к ней. Склонил голову вбок, замирая в дюймах от ее губ.

Охнув, она ощутила запах пряных специй.

— Боюсь, я хочу от тебя именно этого, — прошептал мужчина. — И осмелюсь сказать, ты хочешь того же. — Он снова сделал глубокий вдох. — Боги, ты пахнешь так, что я хочу тебя попробовать.

— Нет, не хочу.

Никс хотела ударить его, но он поймал ее руку, его рефлексы оказались быстрее. А потом он заломил ее руку, сжимая так сильно, что Никс даже не пыталась дернуться.

Он просто смотрел на нее своими гипнотическими глазами, и она уже не думала о том, чтобы отстраниться. Хотела оказаться ближе.

Это все стресс, — сказала она себе. Эта странная опасная, на-острие-адреналина-ситуация. Поэтому она… возбуждалась.

Мужчина отпустил ее руку и смерил Никс взглядом полным триумфа.

— Тогда найдем твою Жанель, — сказал он. — Да?

***

Шакал не вернул женщину к потайному проему. Был соблазн, но у него всегда было шестое чувство касательно стражи, и что-то подсказывало ему, что вернуться даже на пару сотен ярдов в том направлении — плохая идея.

Но им нужно пошевеливаться.

Боги, очень давно он не чувствовал влечения к женщине. И после всего, что пришлось пережить, ему нужно было ощутить эту искру снова.

Это значило, что он не настолько мертв внутри, как считал.

— Сними куртку и надень поверх рюкзака, — сказал он, когда они сдвинулись с места, заставляя себя выключить сексуальную тягу. — И не поднимай взгляда, держи руки в карманах. Иди четко за мной и держись близко. У меня здесь есть репутация, и она сыграет нам на руку, но тебе нельзя привлекать внимание. Нельзя наглеть.

Женщина так быстро выполнила его требования по смене положения ее вещей и куртки, что он пересмотрел свое мнение о ней. Может, она сможет выжить. Но почувствовав,

как она пошла вслед за ним, он жалел, что не ведет ее наружу, из тюрьмы, а в самую глубь.

Но она попытается все сделать сама. Ей хватит безрассудства.

Тюремные туннели были вырыты в земле без какого-либо ритма и четкой, продуманной планировки — результат того, что система здесь скорее стихийно эволюционировала, а не была тщательно спроектирована с определенной целью. Он был уверен, что большая часть узников не знала и половины тюрьмы, знали ли стражники — вопрос.

Но Надзиратель знал. Шакал прочувствовал это на собственной шкуре.

Прошло примерно четверть мили, они никого не встретили, но по мере приближения к Улью начали попадаться заключенные. Он держал женщину подальше от общей зоны, на всякий случай избегая людных коридоров. И странно, как ее присутствие меняло все для него. Как правило, он не обращал внимания на других узников, только на стражу. Сейчас он оценивал возможность угрозы со стороны каждого прохожего.

Чем ближе они подходили к его камере, тем быстрее он шел, словно везение могло иссякнуть по мере сокращения дистанции.

Камеры заключенных располагались блоками в старой части тюрьмы, и повезло, если тебе досталась своя. Женщины и мужчины, у которых не было камер, трахались в общих спальных зонах.

Там изобиловало насилие. И даже хуже.

Его камера, вырезанная в скале, была последней в ряду в старой зоне, и, проходя мимо камер, он намеренно заглядывал в каждую. Никто из узников не обращал на него внимание. Большая часть лежала на своих койках, спала после рабочей смены. Один читал журнал «Жизнь», с фотографией мужчины на обложке и именем «Ричард Никсон» под черно-белым портретом. Другой уткнулся в рваную книжку без обложки.

Когда они добрались до его камеры, он отошел в сторону и кивком пригласил женщину внутрь. Да, он хотел бы предложить ей что-то лучше этого едва пригодного для жизни помещения. Но его дни роскоши остались в далеком прошлом.

Не двигаясь, он посмотрел в сторону, откуда они пришли. Не было стражников. Узников. Никого.

Значит, ее запах не почувствовали.

Он нырнул в пространство десять на десять футов и прокашлялся. Женщина оторвала взгляд от деревянной койки, на которой он спал.

— Где решетки? — спросила она, кивая на открытый проем.

Шакал сел на сиденье из металла и проволоки, вмонтированное в скалу.

— Вот они.

— Подожди, каждый может уйти в любой момент?

— А тебе было легко попасть сюда? — Когда она захлопнула рот, он кивнул. — Выбраться сложно не из камеры, а из самой тюрьмы.

— Но как поддерживается порядок?

Его смех звучал слишком низко и зловеще даже для него самого.

— У Надзирателя есть свои способы.

— Это смотритель? Начальник тюрьмы?