Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов
Шрифт:
— Ну, друзья, — весело произнес он, — полагаю, вы все читали в газетах, что бюджет теперь будет составлять президент. Вот песенка на злобу дня — надеюсь, вам понравится.
Он тренькнул–бренькнул на гитаре и начал.
Мэри Энн бродила по комнате и рассеянно слушала, разглядывая репродукции и мебель. Песня как будто звенела металлом, сверкала и искрила, вливаясь в уши присутствующих. Мэри Энн поймала несколько фраз, но общий смысл от нее ускользал. Ей, собственно, это было неважно; ее не интересовал ни Конгресс, ни налоги. Никого подобного Чаду Леммингу она еще не видела, но это
За первой балладой почти сразу последовала вторая: теперь Лемминг блеял о пенсионерах. Потом была вдохновенная песенка о ФБР, затем еще одна, о генетике, и в итоге — затейливый, разухабистый распев про водородную бомбу.
…и если Мао Цзэдуну будет это интересно, мы
взорвем весь мир — не останется живого места…
Она раздраженно подумала: кому нужен этот Мао Цзэдун? Кто это — глава коммунистического Китая?
…когда разоружены закончат обсуждать,
давным–давно уж будем в руинах мы лежать…
Закрыв уши от этой бомбежки, она вышла из гостиной в одну из затемненных спален. Сидя на краю кровати — судя по всему, принадлежавшей Бет, — она приготовилась вытерпеть выступление Лемминга до конца. В ушах у нее звучало название песни, объявленное с большой помпой и тщанием: «Что нужно этой стране, так это хорошая водородная бомба за пять центов».
Где здесь смысл? В чем значение? Вместо того чтобы гадать, она вернулась к своим мыслям. К ощутимому присутствию сильного черного мужчины — Карлтона Туини; затем еще дальше, в прошлое, к воспоминаниям о том, что случилось в музыкальном магазине — с тем с крупным пожилым мужчиной в твидовом костюме. Сперва его широкая походка и серебряная трость… потом его пальцы на ее руке.
Постепенно она поняла, что пение уже закончилось. Она виновато поднялась и пошла обратно в гостиную. Бет удалилась на кухню за новой порцией напитков; Дэнни Кумбс сидел надутый в углу, оставив Нитца и Лемминга друг другу.
— Кто тебе все это пишет?
— Я сам, — скромно произнес Лемминг.
Теперь, когда не был захвачен пением, он казался обыкновенным чахлым первокурсником в спортивной куртке и широких штанах. Положив гитару, он снял очки и стал вытирать их рукавом.
— Еще в Лос–Анджелесе я пробовал сочинять скетчи, но дело не пошло. Мне сказали, что это не продать. Ясное дело, вещи у меня слишком уж острые.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать семь.
— Так много? Ты не выглядишь на свой возраст.
Лемминг рассмеялся.
— Я закончил университет еще в сорок восьмом, химический факультет. Какое–то время работал на проекте… — он стал объяснять, — в радиационной лаборатории. Пожалуй, мог бы до сих пор там трудиться. Они так и не отобрали у меня допуск. Но мне больше охота тусоваться то здесь, то там… я, наверное, никогда не повзрослею.
— А бабки этим можно заработать? — спросил Нитц.
— Если и да, то я не знаю как.
— Но прожить–то на это реально?
— Наверное, — сказал Лемминг, — надеюсь.
Нитц был поражен.
— Так ты образованный парень — мог бы заниматься наукой, работать в большом проекте… А предпочел с этим вот болтаться. Тебе это настолько по кайфу?
— Времена сейчас неспокойные, — пробормотал Лемминг, и Мэри Энн потеряла всякую нить — и в его словах, и в мыслях.
То, что он говорил, и то, что пел, было одинаково бессмысленным. А Нитц все что–то бухтел, задавал вопросы, выпытывал ответы. Ему явно было интересно, но что и почему? Она сдалась и перестала об этом думать.
— Вы так и не сказали, как вас зовут, — сказала Вет, приближаясь к ней с новым бокалом.
От выпивки Мэри Энн отказалась. Эта женщина ей не нравилась, и не без причины. Но она испытывала к ней неприятное уважение: Бет шла к Туини напролом, демонстрируя очевидное мастерство в вопросе, в котором сама Мэри Энн безнадежно плавала.
— Что это с ним? — сказала она, имея в виду Лемминга. — Наверное, ничего. Просто он такой — глупенький. А может, не он, а я. Я здесь не в своей тарелке.
— Не уходите, — снисходительно сказала Бет.
— Может, и уйду. А давно вы знаете Шиллинга?
— Лет пять–шесть.
— И как он? — ей было важно понять, а Бет, очевидно, была в курсе.
— Зависит от обстоятельств, — сказала Бет. — Мы с ним отлично веселились. Давным–давно, когда вам было… — она оценивающе разглядывала девушку, пока та не почувствовала себя оскорбленной, — ну, лет четырнадцать.
— Должно быть, надо иметь кучу денег, чтоб открыть такой магазин.
— О да, у Джо есть деньги. Не миллионы, но на все, что ему нужно, хватает.
— А что ему нужно?
— Джо — человек очень глубокий. А еще он очень одинок. И несмотря ни на что… — она изобразила улыбочку, — я чрезвычайно высокого мнения о его уме и вкусе. Он отлично образован; в нем есть старомодный шарм. Он джентльмен… по крайней мере, большую часть времени. Он отлично разбирается в музыкальной индустрии.
— Почему ж он тогда не руководит большой звукозаписывающей компанией вроде RCA [118] ?
— Вы когда–нибудь встречали собирателя пластинок?
— Нет, — призналась Мэри Энн.
— Джо получил то, чего всегда хотел: свой магазинчик, где у него полно времени, чтобы говорить о пластинках, перекладывать их, жить ими.
— Так, значит, он здесь и останется?
— Конечно. Он искал это много лет — сонный городок вдали от магистралей, где он мог бы осесть. Он уже не молод; ему нужна тихая пристань. Он привык находиться в водовороте событий, бегать на вечеринки, концерты, мероприятия, путешествовать туда–сюда. Похоже, что все это в прошлом… не знаю. Ему всегда нужно было окружение; он никогда не любил одиночества. По природе он не одиночка. Он любит поговорить, поделиться опытом. Это помогает ему держать связь… он никогда не опускает рук.
118
…звукозаписывающей компанией вроде RCA— RCA Records — звукозаписывающая компания, основанная в 1901 г. В настоящее время принадлежит корпорации «Sony Music Entertainment».