Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов
Шрифт:
Она, конечно же, покрасила все, что нужно; работала она тщательно и скрупулезно.
— Мне не терпится распаковать коробки, — говорила она, энергично размахивая кисточкой, — мы успеем до ночи? Не хочу там ночевать… в любом случае и постельное белье, и вся одежда, все вещи уже здесь.
— Распакуемся, — пообещал Шиллинг, вернулся в свою комнату и принялся красить.
Пол Нитц работал в спальне. Шиллинг решил прерваться и навестить его.
— Хорошо, блин, ложится, — сказал Нитц, спрыгнув со стула на пол.
Он вытащил из
Он вспомнил, как она сидела на корточках посреди кухни — в шортах и майке на бретельках, с полосками краски на обнаженной коже. Он возжелал ее бешено — здоровую блондинку, которая поболтала с ним, налила выпить и весьма недвусмысленно прижималась к нему, пока они смотрели черновики песен. Настойчивое прикосновение пылкого женского тела; эти груди, которые хотелось схватить и помять…
— Работает она на износ, — сказал Нитц, указывая на девушку.
— Да, — вздрогнул Шиллинг, возвращаясь в настоящее.
Он был в смятении: образы из прошлого смешивались с новыми. Бет, Мэри Энн, девушка с длинными рыжими волосами, с которой он жил в Балтиморе. Он так и не смог припомнить, как ее звали. Барбара, а дальше… Она была похожа на поле пшеницы… вокруг него и под ним она танцевала, как самка орангутанга. Он вздохнул. Этого он не забыл.
— Что вы о ней думаете?
— Ну–у, — протянул Шиллинг. Несколько мгновений он не мог понять, кого Нитц имеет в виду. — Да, я много о ней думаю.
— Я тоже, — произнес Нитц с легким ударением, ускользнувшим от Шиллинга. — Она бешеная, но четкая.
— Что значит — бешеная? — спросил Шиллинг. Звучало это не слишком галантно, и он не был уверен, что готов согласиться.
— Мэри слишком серьезно ко всему относится. Вы хоть раз в жизни слышали, чтоб она смеялась?
Он попытался припомнить.
— Я видел, как она улыбается.
Он представил ее всю, теперь очень ясно. И был этому рад.
— Молодежь больше не смеется, — сказал Нитц, — должно быть, настали такие времена. Они только беспокоятся.
— Да, — согласился он, — она всегда о чем–то беспокоится.
— Это вы обо мне, что ли? — послышался голос Мэри Энн. — Потому что если да, то заканчивайте.
— Она укажет вам, что делать. У нее своя голова на плечах. Но… — он вернулся к покраске, — в некоторых вещах она просто двухлетний младенец. Об этом легко позабыть. А ведь это малыш, который бродит потерянный и ждет, что его кто–нибудь найдет. Что добрый дядя–полицейский с блестящими пуговицами и значком придет и отведет ее домой.
— А ну прекратите! — приказала Мэри
— Маленькая всезнайка, — сказал Нитц.
— А ты закрой рот.
Передав Шиллингу сигарету, Нитц подпрыгнул, обхватил ее за талию, подтащил к открытому окну и приподнял над подоконником.
— Вам на выход! — кричал он.
Мэри Энн вопила и яростно отбивалась, схватив его за шею и колотя голыми ногами по стене.
— Отпусти немедленно! Ты слышишь меня, Пол Нитц?
— Не слышу.
Ухмыляясь, он опустил ее на пол. Запыхавшаяся, нетвердо стоящая на ногах, она мешком опустилась на пол и села, положив подбородок на колени и обхватив руками лодыжки.
— Отлично, — проворчала она, переводя дыхание, — ах, какой шутник; так смешно, дальше некуда.
Нитц наклонился, чтобы развязать ей бандану.
— Утереть нос хорошенечко, — сказал он возмущенной девице, — вот что тебе нужно. Слишком высоко ты его задираешь.
Мэри Энн презрительно усмехнулась в ответ и вскочила на ноги.
— Ну вот, — воскликнула она, — у меня тут теперь синяк будет!
— Переживешь, — ответил Нитц. Он поднял свой валик и забрался на стул.
Мэри Энн сердито на него посмотрела, а потом вдруг улыбнулась.
— А я кое–что про тебя знаю.
— Что?
— Ты красить не умеешь, — улыбка ее стала шире, — тебе даже не разглядеть, где неровно.
— Твоя правда, — смиренно признал Нитц, — я чертовски близорук.
Развернувшись на голой пятке, Мэри Энн проследовала в гостиную и снова взялась за дело.
В десять тридцать Шиллинг спустился к припаркованной машине и достал из бардачка пол–литра «Глейва» [137] . При виде бутылки лицо Нитца посерело от жадности и предвкушения.
137
« Глейв»(Glayva) — шотландский ликер на основе виски с травами, анисом, вересковым медом, миндалем и цитрусовыми; начал производиться под Эдинбургом вскоре после Второй мировой войны.
— Боже правый, — проговорил он, — чего это у вас там, дядя? Это что — настоящий?
Порывшись в коробках с тарелками и кастрюлями, Шиллинг откопал три стакана, наполнил их до половины водой из–под крана, поставил на кафель раковины и открыл бутылку.
— Эй, стоп, — запротестовал Нитц, — мне этой дурацкой воды не надо.
— Это чтоб запить, — объяснил Шиллинг, передавая ему бутылку.
— Ух. — Тот хватал воздух, фыркая и покачивая головой. Утерев рот тыльной стороной ладони, он передал бутылку Шиллингу. — Да уж. Знаете, как я это называю? Писи ангелов, чисто и просто.