Шаляпин в Петербурге-Петрограде
Шрифт:
восклицал: «Так хочется создать хороший литературный орган, так нужен он в
эти черные дни».
«Летопись» освещала самые насущные общественные проблемы времени.
Многие журналы и газеты в ту пору помещали на своих страницах
псевдопатриотические статьи, поддерживая всякого рода шовинистические
настроения. Журнал А. М. Горького был едва ли не единственным в стране
антимилитаристским органом. Горький писал К. А. Тимирязеву, что ему хочется,
чтобы
было возможно в условиях цензуры, журнал разъяснял разбойничий,
грабительский характер империалистической войны и за это подвергался
нападкам буржуазной прессы. В невероятно сложные условия работы ставила
журнал и цензура. Военная цензура тех лет свирепствовала так, что, как писал
Горький, помещенные в журнале статьи из-за сокращений превращались в
ребусы и шарады.
В 1916 году отмечалась первая годовщина существования журнала. В
юбилейном вечере, который состоялся в редакции, принимал участие Шаляпин,
должен был выступить В. В. Маяковский.
С Шаляпиным Маяковский познакомился в Народном доме, за кулисами,
куда привел поэта писатель А. Н. Тихонов (Серебров). Тихонов вспоминал о
разговоре, который тогда произошел. «Вот бы написал кто-нибудь музыку на
мою трагедию («Владимир Маяковский». — Авт. ), а вы бы спели», — сказал
Маяковский и вдруг смутился. Шаляпин, видимо, что-то слышал о Маяковском,
скорее всего от Горького. Снимая парик (в этот вечер шел «Борис Годунов»), он
лукаво заметил: «Вы, как я слышал, в своем деле тоже Шаляпин?» — «Орать
стихами научился, а петь еще не умею», — пошутил поэт.
На Петроградской стороне, на Александровском проспекте (ныне проспект
Добролюбова), в доме №3, Жил музыкальный критик Вячеслав Гаврилович
Каратыгин. Шаляпин вместе с Горьким бывал у него дома. Каратыгин в те дни
был одним из самых независимых и образованных музыкальных критиков.
Человек огромной эрудиции, поборник современного искусства, он был одним
из организаторов в Петербурге музыкального кружка «Вечера современной
музыки».
Многие страницы творчества Каратыгина были посвящены Шаляпину. Они
отличаются глубоким профессиональным анализом лучших достижений певца,
тонким художественным вкусом. Его позиции в искусстве отличались
последовательностью и убежденностью. Как писал один из современников
Каратыгина, в нем не было «никаких метаний из стороны в сторону,
напряженных и беспокойных исканий в разных направлениях, кризисов,
переломов, отдельных сменяющихся периодов, переоценивающих
что пережитое и продуманное», и в то же время не было «и успокоенности в тех
или иных как бы предусмотренных нормах».
Одна из родственниц критика вспоминала о ценной реликвии в квартире
Каратыгина — рояле, который был подарен ему Шаляпиным, Горьким и
другими художественными деятелями. Их имена были выгравированы на
крышке рояля.
* * *
Осенью 1915 года в многочисленных кинематографах в центре города, на
Невском проспекте, и Большом проспекте Петроградской стороны царил
ажиотаж. Петербуржцы смотрели новый фильм режиссера А. Иванова-Гая
«Дочь Пскова». В этом фильме Шаляпин впервые выступил как киноартист.
В ту пору, когда кинематограф был еще в основном развлечением толпы,
большие актеры относились к нему с некоторой опаской, а подчас и
предубеждением. Шаляпин принял смелое решение сняться в главной роли в
немом фильме режиссера А. Иванова-Гая. Казалось бы, парадокс — гениальный
певец и немое кино. Но Шаляпин, натура творческая, отнесся к кинематографу
без предвзятости и решил испробовать свои актерские силы в новом качестве.
Фильм ставился на основе либретто оперы Н. А. Римского-Корсакова
«Псковитянка». Роль Грозного — одна из коронных ролей Шаляпина. Именно с
этой партии, исполненной еще на сцене Русской частной оперы в 1897 году,
началось всеобщее признание певца. И вот спустя почти двадцать лет Шаляпин
возвратился к образу Грозного — на этот раз в кино.
«Помню, — писал впоследствии Шаляпин, — ставили по-домашнему, как и
полагается по тому времени: каждую сцену крутили всего один раз. Но все-таки
что-то пытались сделать: построили настоящую, а не декоративную избу,
поставили какую-то скачку, преследование...»
Те, кто знал оперу «Псковитянка» по сцене, не могли забыть первого
безмолвного появления Шаляпина — Грозного на коне. Певец славился как
замечательный мастер паузы. Такой прием внутреннего монолога Грозног-о он
пытался применить и в кино. Режиссеру же хотелось сделать фильм
действенным, динамичным, внешне эффектным. «Федор Иванович, — упрекал
артиста режиссер, — сцена должна длиться двадцать семь метров, а у вас вышло
сорок семь. Это скучно». Подобные замечания приводили Шаляпина, человека
темпераментного и вспыльчивого, в неистовство, он срывал с себя парик, бороду
и уходил со съемочной площадки.
Все яге артист старался преодолеть подобные кинематографические