Шаляпин
Шрифт:
Когда военное положение улучшилось и белые были отогнаны, спектакли возобновились.
Тяжелые продовольственные и топливные затруднения не могли не сказаться на Шаляпине. Конечно, он находился в привилегированном положении. О нем посильно заботились, обычные скудные пайки того времени на него не распространялись: государство оказывало ему и его семье максимально возможную поддержку. Тем не менее ему было особенно трудно: недавнее благополучное прошлое сверхобеспеченного человека стояло у него перед глазами.
И все же он трудился как артист и как руководитель оперы с полной отдачей сил.
Ему следовало
Однако заниматься нужно было не только этим.
В ту пору представители левых течений в молодом советском искусстве, особенно из числа деятелей самодеятельного театра, в частности Пролеткульта, настойчиво требовали ликвидации бывших императорских театров. Они видели в них неперестроившиеся коллективы, сохранившие в неприкосновенности традиции былой эпохи, идейно чуждые современности и поэтому ненужные победившему пролетариату.
Решительно отрицая необходимость критического освоения традиций прошлого, не видя в их искусстве ничего, кроме проявлений буржуазно-помещичьей идеологии, эти деятели упорно добивались передачи зданий Мариинского, Александрийского, Михайловского театров органам Пролеткульта, самодеятельным кружкам и их объединениям. А пока, в качестве меры впрямую неотложной, требовали срочной передачи богатейшего имущества бывших казенных театров — декораций, костюмов, реквизита и материалов — театрам периферии и самодеятельным кружкам, остро нуждающимся в таком имуществе.
Их домогания обретали реальную поддержку в некоторых организациях Петрограда, в частности в Петрогубполитпросвете и Петроградском отделе театров и зрелищ. Нависала серьезнейшая угроза: ценнейшее в художественном отношении имущество было бы разбазарено и погибло.
Аналогичное положение создалось и в Москве, где речь шла о Большом, Малом и Художественном театрах. В Москве даже выдвинули вопрос о соответственном постановлении Совета Народных Комиссаров.
Нужно было действовать. Московские театры стали совещаться о необходимых контрмерах. Стало очевидным, что следует объединиться с петроградцами, чтобы добиться поддержки А. В. Луначарского, и, если нужно, повстречаться с В. И. Лениным. Прежде всего, решили собраться представители названных театров, в том числе и Мариинского, и договориться о совместной акции.
И. В. Экскузович вспоминал: «Мы решили подкрепить наши силы участием Ф. И. Шаляпина в петроградской делегации и отправились (Э. А. Купер и я) его уговаривать. Однако уговаривать его не пришлось. Он охотно согласился и, схватив какое то старинное оружие, которого всегда было много в его кабинете, воинственно заявил, что готов отстаивать интересы родного театра… Я успокоил его, сообщив, что говорил с А. В. Луначарским, который ответил, что поддержка нам обеспечена».
Встреча театров в Москве состоялась. В ней приняли участие, кроме Шаляпина, Купера и Экскузовича, К. С. Станиславский, А. И. Южин, П. М. Садовский, А. А. Остужев, В. Л. Кубацкий.
На совещании был подготовлен документ, в котором говорилось, что интересы русской культуры диктуют необходимость ограждения основных русских театров от всяких посягательств, что необходимо сохранить
А. В. Луначарский поддержал представленную декларацию. Было намечено объединить театры в группу «академических», подчиненных непосредственно Наркомпросу.
Вслед за тем Луначарский, Шаляпин и Экскузович были приняты В. И. Лениным. В беседе обсуждались вопросы об ассоциации академических театров и о сохранении принадлежащего им имущества. В. И. Ленин с готовностью поддержал эту идею.
Интересно, что в книге «Маска и душа» Шаляпин, излагая подробности поездки в Москву для встречи с В. И. Лениным, не упоминает, что на встрече присутствовали Луначарский и Экскузович. У читателя может создаться впечатление, что беседа Шаляпина с Лениным происходила с глазу на глаз. В его изложении весь разговор сводился к сохранению имущества бывших императорских театров, в то время как стоял и основной вопрос — об образовании группы академических театров. Видимо, память здесь изменила автору «Маски и души», хотя он даже воспроизводит в подробностях диалог с Лениным. Так или иначе, Шаляпин в мемуарах подтверждает, что Ленин сочувственно отнесся к просьбам и обещал поддержать их.
Разговор происходил в двадцатых числах июля 1919 года. 26 августа того же года появился декрет Совета Народных Комиссаров, подписанный В. И. Лениным и А. В. Луначарским, «Об объединении театрального дела». По этому декрету при Наркомпросе создавался Центральный театральный комитет (Центротеатр), которому было поручено «высшее руководство всеми театрами, как государственными, так и принадлежащими отдельным ведомствам…» Имелся там и пункт:
«Со дня опубликования декрета воспрещается кому бы то ни было вывоз за границу, уничтожение, обесценение или продажа театрального имущества без разрешения на то Центротеатра для театров, имеющих общегосударственное значение, и для театров, имеющих местное значение, — отнаробразов».
Нетрудно усмотреть прямую связь этого пункта декрета с беседой, в которой принял участие и Шаляпин.
С 1 января 1920 года б. Мариинский театр был переименован в Академический театр оперы и балета. Так разрешился основной вопрос, ради которого была предпринята поездка в Москву.
Сообщая труппе о переименовании театра, И. В. Экскузович в своей речи заявил: «Дело чести коллектива оправдать поддержку правительства, опираясь на главу коллектива Ф. И. Шаляпина, который представляет собою воплощение правильно понятого академизма оперной сцены».
Эти перемены в структуре, и тем самым в судьбе театра, совпали с труднейшими условиями, в которых оказался революционный Петроград. Отсутствие топлива приводило к временной отмене спектаклей. Для того чтобы раздобыть дрова, рабочие сцены разбирали на окраинах пустующие деревянные домики. Это на короткое время давало выход из положения. Кроме того, в городе вспыхнула эпидемия сыпного тифа, что тоже вынудило на время закрыть театр и произвести в нем срочную дезинфекцию. Пришлось запретить, невзирая на лютый мороз, входить в зал в верхней одежде, как это практиковалось перед тем. Словом, время было героическое и для работы в любой области требовались усилия героические.