Шамабад должен гореть!
Шрифт:
Командир душманов снова обратил ко мне свои суровые глаза. Что-то спросил.
Я глянул на Алима.
— Он спрашивает, действительно ли ты решил уйти в горы, чтобы вести священный джихад против шурави.
— Да, — не повел я и бровью.
— Хо, — сказал командиру Алим.
Душман снял куфию с лица, показал мне короткую черную бороду. Потом медленно наклонился, чтобы получше заглянуть мне в глаза.
Неприятно кривясь и показывая зубы, он медленно что-то проговорил.
— Он просит доказать, — холодно ответил Алим.
Когда
— Он говорит, что может взять с собой только одного из нас. Потому если мы хотим доказать ему свои намерения, то должны… — Алим замолчал на мгновение, нервно сглотнул слюну, — должны биться насмерть. Тот, кто победит — уйдет с ними.
Душман наблюдал, как Алим менялся в лице, проговаривая его слова, и довольно улыбался при этом. Потом что-то буркнул.
— Он нам приказывает, — сказал Канджиев. — Иначе — смерть обоим.
— Спроси его, от кого исходит приказ, — сказал я невозмутимо.
— Что? — Странно удивился Канджиев.
— Как зовут того, кто нам приказывает?
Алим перевел.
Командир душманов нахмурился, свел черные, влажные от дождя брови к горбатой переносице.
— Алла-Дад, да Йосаф зави, — произнес он на пушту.
— Аллах-Дад, сын Юсуфзы, — мрачным голосом перевел Канджиев, хотя это и не требовалось.
Я понимал, что нас ждет какая-то уловка. Если это Аллах-Дад, я нужен ему живым, по словам Сорокина. Командир душманов понял, кто я такой, и не позволит, чтобы я погиб сейчас. Тут что-то другое. Эта проклятая скотина хочет, чтобы я играл по его правилам. Но этому не бывать.
Я глянул на Алима.
— Так тому и быть, — сказал я, стягивая автомат с плеча.
У Канджиева аж лицо перекосило от ужаса. Однако, когда я ему легонько подмигнул, это его выражение сменилось настоящим изумлением.
Душманы напряглись, когда увидели, как я снимаю с плеча автомат. Защелкали предохранители и затворы. Ахмад, торопливо загнав патрон в патронник своей «Мосинки», направил на меня оружие.
— Арам, ара-а-м, — успокоил своих людей Аллах-Дад, рукой показав, опустить автоматы и винтовки.
Душманы подчинились. Курбан наблюдал за этим всем с настоящим остолбенением. Казалось, у него просто захватило дыхание, и он не знал, стоил ли ему говорить хоть что-либо.
Я бросил автомат на землю, перед Аллах-Дадом. Он глянул на него, потом поднял взгляд и хмыкнул мне в ответ.
Дурак не знал, что выброшенный мной АК и был сигналом. Аллах-Дад пришел. Теперь время действовать.
Счет пошел на секунды. В этот самый момент Мартынов скрытно перемещается за спины духам, располагает свой пулемет на подходящей позиции. К нему присоединятся и наблюдатели, обращая свои АК на душманов. Кинься духи назад, путь им перекроет стена автоматного и пулеметного огня.
Аллах-Дад, тем временем приказал и Алиму выбросить оружие. Канджиев подчинился. Откинул автомат в сторону.
— Он требует, чтобы мы
— Делай, как он говорит, — ответил я так, чтобы слова мои мог услышать только Канджиев.
Нельзя было, чтобы перебежчик Ахмад что-то заподозрил. Слишком опасно.
— Ты и правда хочешь… — Начал было Алим.
— Доверься мне, — сказал я, принимая стойку напротив Алима и доставая штык-нож.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнул Канджиев и достал свой.
Мы замерли лицом к лицу, друг напротив друга.
— Стоять! Оружие на землю! — Раздался вдруг крик Строева.
Бойцы-пограничники поднялись как по команде. Мгновение назад, казалось, сопка была пуста. Но теперь на ней, словно бы из неоткуда возникли солдаты в маскхалатах и маскировочных накидках.
Погранцы застали людей Аллах-Дада врасплох. Те всполошились, закричали, не зная, что им делать.
Группа нападения в составе не меньше десятка пограничников, держа на мушке душманье, принялась спускаться с пригорка. Несколько бойцов остались на своих позициях, чтобы прикрыть наступающих.
— Оружие на землю! — Заорал Строев, наставив на Аллах-Дада пистолет. — На землю я сказал!
Аллах-Дад, вцепившись в свой семьдесят четвертый АК, торопливо и растерянно заметался, завертел головой, не зная, куда ему целится. Потом, словно смерившись, застыл. Опустил плечи. Оружие выпало из его рук. Остальные духи с бряцанием покидали автоматы и винтовки на землю.
Я глянул в глаза командиру душманов. Потом пожал плечами и ухмыльнулся.
Внезапно, Аллах-Дад ответил мне такой же ухмылкой. Что-то было не так.
На миг мне показалось, будто время просто замерло. Даже капли дождя будто бы остановились прямо в воздухе и стали беззвучными.
А потом на вершине сопки, где прятались наши, раздался хлопок. Затем еще один и еще.
Кто-то из погранцов рухнул, словно подкошенный. Строев, бежавший одним из первых, спотыкнулся, упал, покатился вниз, к подножью холма.
— Гранаты! — Крикнул я.
А потом, из-за спины душманов заработал пулемет Мартынова. Его трассера огненными шарами прорезали мокрую дождливую тьму.
Я метнулся к Алиму, сбил его с ног, оба мы упали в грязь.
Началась неразбериха. Кто-то из духов упал, пораженный нашей пулей. Тут и там зазвучала стрельба. А потом хлестко щелкнула СВД. Я поднял голову.
Били с вершины скалы, у подножья которой рос «Волчий камень». Видимо, оттуда же метнули гранаты.
Скорее всего, наверху малая группа: один, максимум двое человек. Больше не подобрались бы незамеченными. Коварный Аллах-Дад подстраховался как мог.
Командир душманов тем временем, кинулся к Курбану, схватил старика за шиворот и обернулся, глянул на меня. Когда страшный вопль одного из его людей огласил округу, Аллах-Дада глянул назад. Увидел, как его воин, скошенный пулеметным огнем, упал в грязь.