Шамабад должен гореть!
Шрифт:
— Синицыну Д. П. От Комс. Орг. Хохотуйского сельсовета, — гордо провозгласил Дима Синицын.
— Да слышали мы все про твой Хохотуйск, — Вася Уткин тоже отмахнулся.
— У меня именная! Ребята с ячейки перед армией подарили! Шеф мне ее сам разрешил на приклад приладить! — Совершенно не замечая всеобщей иронии, продолжал хвалиться Синицын.
Улыбающийся во все тридцать два Стас подошел к нему, поманил пальчиком. Заинтересовавшийся Синицын приблизился, даже зачем-то подставил ухо.
— А что ты
Синицын растерялся.
— Ну… Как что? Сниму со старого автомата. Прикручу на новый.
— Прям на шурупы?
— Прям на шурупы.
— Я те дам на шурупы! — Строго крикнул Черепанов, наблюдавший за солдатами в оружейнке.
Синицын аж вздрогнул.
— Ты че вздумал, Синицын, казённое добро портить?!
— А на клей? — Вполне серьезно спросил Дима.
— Уши себе на клей посади! Лопоухие свои! Ты че к наряду не готовишься?!
— Так, ужин же, — удивленно пожал плечами Дима. — У меня наряд только через два часа. Ночной.
— Так иди ужинать! А то щас быстренькой отправлю в конюшню, дерьмо лошадиное чистить!
— Есть, идти ужинать, — угрюмо сказал Дима и пошел на выход.
— И не забудь автомат сдать на склад! — Крикнул ему вслед прапорщик.
Сегодня была знаковая дата. По крайней мере, для меня. Наступило тринадцатое апреля — день, когда на Белой Скале в первый раз обнаружили пастухов, которые, в действительности, и небыли пастухами вовсе.
Тогда душманы начали организовывать на той стороне минометную точку. Потому, сегодня я ждал.
Мы вчетвером: я, Самипалов, Алейников и Сагдиев, рано утром шли в дозор по правому флангу. Сегодня нам доверили один из ближайших к заставе участков. И с него отлично просматривался невысокий холм Белой Скалы.
Сейчас мы спускались с заставы к системе, потом, пройдя сквозь ее ворота, путь нам уже лежал на вверенный участок.
Белую Скалу было видно даже отсюда. Ее обнаженный, каменистый склон резко обрывался в спокойный в этих местях Пяндж.
Предрассветные сумерки медленно расползались под лучами восходящего к все еще серому, но ясному небу солнца. Светило окрасило робкие облака, зависшие над ним и горизонтом в красивый розовый оттенок.
На Границе было тихо. Лишь река продолжала с гладким шелестом нести свои воды.
— А эта новая форма, ничего, удобная. — Проговорил Алейников и извлек из нагрудного кармана «погранцовки», сшитого под сигнальный патрон, измятый спичечный коробок. Добавил:
— Вон сколько карманов.
При этом Стас нацепил панаму, защелкнув ее поля на заклепки. Потом, сунув сигарету в зубы и подкурив, он гордо приподнял подбородок, видимо, стараясь казаться похожим на ковбоев из американских кинофильмов.
Потом
Тот засунул свои магазины в накладные карманы брюк, по задумке, для этого и предназначавшиеся. Правда, теперь штаны его не хило так отвисли, и, кажется, он уже пожалел, что повторил такой «фокус», за Гамгадзе, который тоже ушел сегодня в наряд в новой форме.
Магазины смешно бряцали при каждом шаге Семипалова, а их вес заставлял несчастного постоянно подтягивать брюки.
Форма и правда оказалась удобной. Во многом походившая на афганку, в которую в скором времени переоденутся все мангруппы, вошедшие Афганистан в декабре этого, восемьдесят первого года, она была зеленого защитного цвета.
И хотя скоро на вооружение примут знаменитую камуфлированную «березку», мы все еще щеголяли привычными цветами формы одежды.
Разве что выглядеть стали более разномастно. Про Стаса, нацепившего свою «шляпу», я уже упоминал. Тоже сделал и Богдан Семипалов, только оставил поля открытыми. Мы с Сагдиевым ограничились пограничными фуражками.
— Ага, вздохнул Сагдиев, — только мне брак попался.
— Какой брак? — Удивился Семипалов.
Сагдиев снова вздохнул, смущенно отвернулся.
— Да дырки у меня.
— Где дырки?
— Ну… Там.
— Где?
— Там… — Темное лицо Сагдиева даже покрылось румянцем. — Я к старшине подходил, спрашивал. Говорил ему: замените, пожалуйста. А он мне: так и надо.
— Да где у тебя там дырки? — не выдержал любопытный Алейников.
Сагдиев вздохнул, шедший первым, обернулся к нам и встал в раскоряку. Показал мотню, в районе которой предусматривались крохотные вентиляционные отверстия.
Пограничники грянули дружным смехом. Я ухмыльнулся, сказал:
— Не переживай. Так и надо.
— Да ты что? — Удивился Сагдиев. — Нас чего, в рваную форму всех переодели?!
— Это, дурья твоя голова, вентиляция! — Сквозь смех сказал Стасик. — Модная такая штука. Ну, что б хозяйство не запрело.
Сагдиев несколько мгновений глуповато поморгал. Потом его изумленное лицо медленно изменило выражение на улыбчивое и даже довольное.
— А-а-а-а… — Протянул он.
— Вот тебе и А-а-а-а! — Покачал головой лыбящийся Алейников.
Дозор шел как полагается. Выйдя на границу, мы растянулись в цепь, и я, как старший наряда, повел всех вдоль системы.
Шли спокойно. Привычным делом осматривали окрестности и КСП. Время от времени я останавливался. Слушал Границу. Бойцы, какие бы шутки они ни выкидывали по ходу, все как один изготавливались в этот момент к бою. Внимательно смотрели за моими действиями. Ждали указаний.
На Границе нынче было жарко. Пусть, пока еще и не в прямом, однако в переносном смысле точно. Нужно оставаться начеку.