Шамабад должен гореть!
Шрифт:
Так и оказалось.
Как я потом узнал, среди местных скрывалась группа бандитов из семерых человек. Двоих захватили. Остальные были уничтожены.
Пограничники сводного отряда нашли в кишлаке пять минометов и большой боезапас мин к ним. Это означало — что своей запиской я все же запустил цепь событий, которые, в конце концов, привели разведку к кишлаку. А за разведкой уже следовали бойцы СБО.
Бой в кишлаке был ночью. На расцвете мы видели на вершины Белой Скалы наших, шурующих там в поисках тайников
Однако предотвратила ли операция «Дархадцев» нападение на Шамабад, я не знал. Единственным шансом это выяснить — дождаться того черного дня, когда Шамабад должен был сгореть.
Но теперь я четко понимал — душманы потеряли преимущество во внезапности и огневой мощи. Чтобы ни случилось в конце мая, дело пойдет совсем по другому пути, нежели в прошлой моей жизни. И я должен был готовиться к любому развитию событий.
Операция в кишлаке Комар повлекла за собой и другие последствия. Она затормозила переговоры с Юсуфзой по поводу оставшегося в плену прапорщика Вавилова.
Главарь бандитов, к слову, всячески отрицал, что в кишлаке взяли именно его людей. Клялся чуть не Аллахом, что все это — провокация, которую подстроили его враги из других бандформирований.
Ходили слухи, что Юсуфза даже передал нашему начотряду метрового толстолобика, в знак доброй воли.
Стоит ли говорить, что я ни капли не верил этому хитрому душману.
Этим днем было жарко. Солнце давно стояло в зените, а мы следовали за Системой, на левый фланг. Шли дозором на одном из близлежащих к заставе участков.
Я шел первым. Взял с собой Булата, который уже в не в первый раз выходил со мной на Границу. Пес проявлял настоящие чудеса послушания. Если сравнивать с тем, каким он был, когда я попал на Шамабад — так вообще небо и земля.
Мы остановились у розетки, чтобы доложить обстановку на участке. Вася Уткин достал трубку. Стал выходит на связь с заставой.
Скучающий Алейников лениво потянулся. Почесал шею.
Я отпустил Булата с поводка. Позволил ему обнюхать пограничную тропу, а еще свою, собачью. То есть — тропу инструктора.
— Я даже не знаю, — сказал Стас, давая подкурить радисту Гамгадзе, — скучно стало на Границе. Духи сидят там, у себя. Притаились. Носа не кажут.
— Скучно? — Посмотрев на Стаса, я вопросительно приподнял бровь, — попросись на кухню, Гие помогать. Он тебе скучать не даст.
— Чур меня, — наморщил нос Стас.
— Не, генацвале. Не вижу ничего скучного, — пробурчал Гамгадзе. — Я только с правого фланга вернулся. Три дня мы в горах сидели, в рабочей группе. Заставская койка после палатки, мне, ну как красивая мягкая женщина. Не нарадуюсь. Кажется, мне, брат, кто-то тут просто выброжает.
— Тоже мне… Выброжает… — Обиделся Стас. —
— А ты ж хотел на сверхсрочную? — Укоризненно сказал Вася Уткин, втыкая штекер в розетку.
— Да вот уже не знаю, — задумался Стас. — Надо ли оно мне? Может, махнуть на гражданку?
— Махни, если так хочется, — пожал я плечами и похлопал по бедру, чтобы подозвать Булата.
Пес, обнюхивавший камень на берегу Пянджа, поднял голову и навострил уши. Тяжелой, валкой трусцой побежал ко мне.
— Только готовься, что первые полгода будешь ходить, как потерянный. Отвыкший от гражданской жизни. А потом, до конца дней вспоминать это время. И гадать, не сделал ли ты ошибки.
— Я б лучше забыл, — ухмыльнулся Стас.
— Ну-ну, — хмыкнул я и потрепал Булата по холке, взял за ошейник.
— Вася! А кто там нынче дежурит? — Вдруг крикнул Стас. — Кто там дежурный связист?
— А, че? — Переговорив с заставой, отвлекся Вася.
— Говорю, кто связист дежурный?!
— А! Так Тимощук!
Стас аж просветлел. Потом, хитро заулыбавшись и потопал к Васе.
— Дай-ка трубку.
Уткин уставился на Алейникова удивленными глазами.
— Ты дай-дай. Хочу переговорить с ним.
Ничего не понимающий Вася протянул Алейникову трубку для связи. Стас припал ухом к динамику.
— Прием, Тимощук! Ну, как тебе там сидится? Кто-кто. Конь в пальто! Я это. Стасик! А. Ну хорошо. Звоню тебе сказать, что у нас тут веселье!
Я хмыкнул, глядя на Стаса. Гамгадзе и Уткин удивленно переглядывались.
— Какое? Голые бабы! Вот какое! Прием, как слышно! Повторяю: голые бабы! — Веселился Алейников. — Не веришь? А они тут! Афганские, в речке купаются. Без мужиков! Ну и что, что холодно? Они всю зиму запревали, а как чуть-чуть потеплело, так высыпали купаться! Да. Мы в кустах сидим. Любуемся. Не веришь? Ну не верь. Потом спросишь у Васи…
С этими словами Алейников принялся подмигивать Уткину, да так, что казалось — Стаса просто взяла лицевая судорога.
— Потом у Васи Уткина спросишь! — Докончил он. — Все! Конец связи!
С этими словами он выдернул штекер из розетки и протянул трубку Уткину. Рассмеялся.
— И че это было? — Раскрыл рот Уткин.
— Да че? Шутка! Вот че. Тимощук, он же кто? Он развратник видный, вот кто. У него в прошлом месяце Черепанов карты с голыми бабами отобрал. Уж не знаю, где Тимощук их нашел. Пусть теперь там, в дежурке у себя, помучается.
— Жестоко, — улыбнулся я, когда мы пошли дальше по участку.
— А будет знать, как куревом не делиться! — Приосанился Стас. — У меня сигареты раз кончились, с дому еще не прислали, так я подошел к Темощуку попросить. А тот зажал, падла. Представляете?