Шаман
Шрифт:
И Лукойо принялся осуществлять свой замысел со всем тщанием. Глабуру он подложил в штаны колючки, а Огерну в сапоги — мокрую речную глину. Далвану в коробку для угольков подсадил сверчка, а когда тот открыл коробку и встревоженно вскрикнул. Лукойо расхохотался и подал Далвану угольки, лежавшие в точно такой же коробке, которую он успел сделать своими руками. Настоящего вреда Лукойо старался не приносить, и его всегда поражало, что любой из охотников в первое мгновение гневался, а потом, видя, как его сородичи хохочут над ним, тоже прыскал и заливался смехом.
Правда, Лукойо не переставал думать, что и над
Огерн похлопал его по спине и вскричал:
— Вот он каков! Сносит чужие насмешки так же легко, как сам подшучивает над другими.
Лукойо рассмеялся еще громче, поняв, что на этот раз испытывали его и что он выдержал испытание. Однако он решил, что над здоровяком Огерном надо будет подшутить как следует.
Ну и конечно, Лукойо постоянно подтрунивал над охотниками. Глабура, памятуя его знаменитый прыжок, он прозвал «попрыгунчиком», а Далвана «угленосом». Охотники отвечали ему взаимностью, обзывая «наконечником стрелы» и «хромоножкой», на что Лукойо отвечал, что всем бы быть такими хромоножками, как он, что он и с больной ногой обставит, к примеру, Ракола; ну, и, конечно, они пускались наперегонки. А когда Лукойо проигрывал, он объяснял это тем, что, будь нога здорова, он бы непременно пришел первым. Огерн говорил, что, вероятно, зря Лукойо выбрал себе в соперники самого быстрого бегуна из племени бири, а Лукойо отвечал, чтя вызывать не самого лучшего — мало чести.
На это Огерн, как ни странно, ответил неожиданно серьезно:
— Верно. Поэтому мы и идем в Байлео.
Лукойо, к собственному удивлению, обнаружил, что ему больно видеть тревогу охотника, и он решил рискнуть еще разок и снять напряжение.
— Нет, — лукаво сказал он. — Поэтому из Байлео выслали отряд против бири.
Огерн изумленно уставился на Лукойо и присоединился к хору смеющихся товарищей, а в следующий миг хлопнул Лукойо по спине. На этот раз Огерн забыл смягчить удар, но успел подхватить полуэльфа, прежде чем тот упал.
Так и вышло, что мало-помалу Лукойо стал чувствовать себя одним из бири, а к тому времени, как они дошли до реки — весьма почитаемым бири.
Глава 6
Лукойо посмотрел на реку Сегуэй и с трудом разглядел противоположный берег.
— Как же мы ее перейдем?
— Переходить не будем.
Огерн кивнул Глабуру и Далвану, и те вытащили из своих дорожных мешков увесистые кожаные тюки. Кроме них, в мешках мало что могло бы поместиться.
— Кожаные корзины! — выкрикнул полуэльф. — Очень большие кожаные корзины! Но для чего они?
— Они — лодки, — усмехаясь, ответил Огерн. — Мы поедем на них по воде.
Лукойо в страхе уставился на Огерна, резко развернулся к реке, потом снова глянул на лодки, потом — опять на реку. В конце концов Лукойо попятился и затряс головой:
— Нет, никогда! Они перевернутся! Водяные духи утащат нас под воду! Мы все потонем!
Кое-кто из бири оглушительно расхохотался. Лукойо в гневе обернулся, потом снова посмотрел на Огерна:
— Это шутка, да? Вы все это придумали, чтобы посмотреть, как я струшу?
— Никакая это не шутка, — улыбнулся Огерн, — но видеть, как ты дрожишь, забавно, тем более что каждый из нас точно так же трусил, когда мы впервые спускали на воду коракль. Нет, ты не утонешь, Лукойо, и если ты будешь сидеть смирно, не станешь вертеться, то мы не перевернемся. В этих лодках мы проделаем весь путь до Байлео — ну, или почти весь, и ты поймешь, что так выйдет гораздо быстрее и куда менее утомительно, чем если бы мы шли пешком.
Огерн сказал правду. Лукойо держался с виду очень храбро, хотя внутри у него все переворачивалось. Он занял место в одной из лодок. Следом за ним туда забрались еще четверо и оттолкнулись от берега длинными шестами, к которым были привязаны широкие деревянные лопасти. С помощью этих палок, которые они называли веслами, бири вывели лодку на середину реки.
Лукойо был напуган, как никогда. Такого водного пространства он прежде и не видывал. Он, правда, купался в широких реках у берега, но никогда не плавал даже на плоту, не говоря уже о лодке. Он сидел, сжавшись в комочек, ожидая, что в любое мгновение лодка перевернется, что в волосы ему тут же вцепятся пальцы утопленников и утащат его на дно, чтобы он стал таким же, как они.
Но лодки не переворачивались, а через некоторое время Лукойо привык к покачиванию и понял, что больше, чем сейчас, лодку качать не будет — конечно, если его спутники будут равномерно грести. Они и гребли равномерно, и мало-помалу Лукойо успокоился, и качка перестала казаться ему опасной. К закату Лукойо окончательно свыкся с плаванием, а когда лодки причалили к берегу и все сошли на землю, дабы переночевать на берегу, Лукойо поразился тому, как странно он себя чувствует, ступая по твердой земле.
Только эту ночь они и ночевали на берегу. На следующий день один из бири в лодке, что держалась ближе к левому берегу, крикнул и куда-то показал. Все посмотрели в ту сторону и увидели, что от берега плывет с десяток каноэ. Огерн выкрикнул приветствие, но в ответ бири получили град стрел. Стрелы до лодок не долетели, однако Огерн приказал:
— На середину реки, и гребите изо всех сил!
На середине реки течение было более сильным. Гребцы изо всех сил налегали на весла, подгоняемые боевым кличем Огерна. Лукойо достал лук, снарядил его и спросил: