Шаманизм. Архаические техники экстаза
Шрифт:
В этой связи, поражает в китайской традиции "магического полета" и шаманского танца отсутствие даже намека на одержимость. Ниже мы встретим несколько примеров, когда шаманская техника ведет к одержимости богами и духами, но в легендах о правителях, бессмертных даосах, алхимиках и даже «колдунах», хотя всегда речь идет о вознесении на Небо и о других чудесах, не говорится об одержимости. Есть все основания считать эти факты принадлежностью классической традиции китайской духовности, которая включает как спонтанное владение собой, так и прекрасную интеграцию во все космические ритмы. Во всяком случае, даосы и алхимики обладали способностью подниматься в воздух: Лиу Ан, известный также как Учитель Хуайнан-цзы (II век до н. э.), восносился на Небо средь бела дня, а Ли Чаокюн (140-87 до н. э.) хвастался способностью преодолевать девятое Небо. [1460] "Мы входим в Небо и разворачиваем кометы", — говорила одна шаманка в своей песне. [1461] Большая поэма К'ю Юаня говорит о многих вознесениях до самых "Ворот Неба", фантастических галопах, восхождении по радуге — все мотивы, родственные шаманскому фольклору. [1462] В сказках часто упоминается о деяниях китайских магов, удивительно напоминающих легенды, созданные вокруг факиров: маги летают на Луну, проходят сквозь стены, делают так, что растение прорастает и вырастает на глазах, и т. д.. [1463]
1460
B. Laufer, The Prehistory of Aviation, p. 26 sq., где приводятся и другие примеры. См. также ibid., р. 31 sq. и p. 90 (о бумажных змеях в Китае), p. 52 sq. (о легендах о магическом полете в Индии).
1461
E. Erkes, The God of Death in Ancient China, p. 203.
1462
P. Franz Biallas, K'uh Yuan's "Fahrt in die Ferne" (Yuan-Yu) ("Asia Major", VII, Leipzig, 1932, p. 179–241), p. 210, 215, 217, etc.
1463
См.
Исходной точкой всех этих мифологических и фольклорных традиций является идеология и техника экстаза, предполагающая "путешествие в духе". С древнейших времен классическим средством достижения экстаза был танец. Как и везде, экстаз делал возможным как "магический полет" шамана, так и нисхождение «духа», которое не обязательно подразумевало «одержимость»; дух мог вдохновлять шамана. О том, что магический полет и фантастические путешествия по Вселенной были для китайцев только пластическими формами для описания переживаний экстаза, свидетельствует, в частности, следующий документ. Куо ю приводит рассказ о том, как царь Чао (515–488 до н. э.) обратился однажды к своему министру со словами: "Писания династии Чу утверждают, что Ч'унг-ли был выслан как посланец в недоступные страны Неба и Земли. Как это было возможно?.. Существует ли возможность, чтобы люди поднимались на Небо?.." Министр объяснил ему, что подлинное значение этой традиции имеет духовную природу; те, кто ведет праведную жизнь и умеет концентрироваться, умеют также своим сознанием "достигать высших сфер и спускаться в нижние, постигать, как там нужно себя вести и что следует делать… Когда они достигают этого состояния, в них входят умные шэнь; когда таким образом в мужчину входит шэнь, его называют хи, а если в женщину, то ее называют ву. Как функционеры, они следят за порядком первенства богов (при жертвоприношениях), за их дощечками, а также за приносимыми им жертвами, инструментами, церемониальными нарядами в зависимости от времени года". [1464]
1464
J. J. de Groot, VI, p. 1190–1191. Заметим, что женщину, одержимую шэнь, называли ву — это название впоследствии стало общим наименованием шамана. Можно видеть в этом доказательство приоритета шаманок. Но есть также основания считать, что ву, женщину, одержимую шэнь, опередил шаман в маске и медвежьей шкуре, «шаман-танцор», которого Хопкинс (L. C. Hopkins, The Bearskin, Another Pictographic Reconnaissance from Primitive Profilactic to Present-Day Panache: A Chinese Epigraphic Puzzle, "Journal of the Royal Asiatic Society", 1 and 2 parts, 1943, p. 110–117; id., The Shaman or Chinese Wu: His Inspired Dancing and Versatile Character, ibid., 1 and 2 parts, 1945, p. 3–16), как он утверждает, идентифицировал на одной надписи эпохи Шань и на другой эпохи Чу. «Шаман-танцор» в маске медведя принадлежит к идеологии, в которой преобладает магия охоты, когда мужчина оказывается доминирующим. Но существенную роль он играет и в исторические времена: вождь-заклинатель был одет в медвежью шкуру с четырьмя золотыми глазами (E. Biot, Le Tcheou-li, ou Rites des Tchou, Paris, 2 vol., 1851, II, p. 225). Но если все это и подтверждает существование в протоисторические времена «мужского» шаманизма, то это не значит, что шаманизм типа ву — высоко превозносящий «одержимость» — не является магико-религиозным явлением, в котором доминирует женщина. См. E. Rousselle, in «Sinica», XVI, 1941, p. 134 sq.; A. Waley, The Nine Songs: a Study of Shamanism in Ancient China, London, 1955. См. также Erkes, Der Schamanistische Ursprung des Schinesischen Ahnenkultus, «Sinologica», II, 4, Basel, 1950, p. 253–262; H. Kremsmayer, Schamanismus und Seelenvorstellungen im alten China, "Archiv der Volkerkunde", IX, Wien, 1954, p. 66–78.
Это, по-видимому, указывает на то, что экстаз — вызывавший переживания, которые считали "магическим полетом", "вознесением на Небо", "мистическим путешествием" и т. п., — был причиной воплощения шэнь, а не его результатом: именно потому, что человек уже был способен "достигать высших сфер и нисходить в низшие" (то есть возноситься на Небо и спускаться в Преисподнюю), "умные шэнь нисходили в него". Это явление представляется весьма отличным от тех «одержимостей», которые мы встречаем далее. Разумеется, очень рано "сошествие шэнь" дало место множеству параллельных переживаний, которые в итоге перемешались в массе «одержимостей». Не всегда легко определить природу экстаза на основе употребляемой для его выражения терминологии. Даосское определение экстаза, куэй-ю, или "вхождение духа", объясняется, по мнению Масперо, только тогда, когда даосский опыт выводится из "одержимости колдунов". Действительно, о колдунье в трансе, изрекающей от имени шэнь, говорилось: "Это тело колдуньи, но дух бога". Чтобы его воплотить, колдунья очищалась ароматизированной водой, надевала ритуальный наряд, приносила жертвы: "С цветком в руке она изображала путешествие посредством танца под аккомпанемент музыки и песни, под звуки бубнов и флейт, пока не падала обессиленная. Это был момент присутствия бога, и бог говорил ее устами". [1465]
1465
H. Maspero, Les Religions chinoises, p. 34, 53–54; id., La Chine antique, Paris, 1927, p. 195 sq.
Даосизм ассимилировал значительно больше архаических техник экстаза, чем йога и буддизм, особенно если речь идет о позднем даосизме, сильно искаженном магическими элементами. [1466] Тем не менее значение символизма вознесения и вообще уравновешенной и здравой структуры даосизма отличает его от экстаза-одержимости, столь характерного для колдунов. Китайский «шаманизм» ("ву-изм", как его называет de Groot), кажется, доминировал в религиозной жизни, прежде чем конфуцианство и государственная религия достигли перевеса. В первых веках до нашей эры жрецы ву были настоящими жрецами Китая. [1467] Разумеется, ву не был полностью тождествен шаману, но он воплощал духов и как таковой служил посредником между человеком и божеством, а кроме того был целителем — всегда с помощью духов. [1468] Женщин ву было подавляющее большинство. [1469] А большинство шэнь и кузи, которых воплощали ву, были душами умерших. [1470] С воплощением душ умерших и начинается собственно «одержимость».
1466
Были попытки отождествить даосизм с шаманизирующим бон-по; см. выше. Об ассимиляции шаманских элементов неодаосизмом, см. также Eberhard, Lokalkulturen, II, p. 315 sq. Тем более не следует забывать о влиянии индийской магии, которое не подлежит сомнению после прибытия буддийских монахов в Китай. Например, Фо Т'у-тенг, буддийский монах из Кучи, обошедший Кашмир и другие районы Индии, прибыл в 310 году в Китай и совершил много магических деяний; в частности, он предсказывал по звону колоколов, см. A. F. Wright, Fo-t'u-teng. A Biography ("Harvard Journal of Asiatic Studies", XI, 1948, p. 321–370), p. 337 sq., 346, 362. А ведь известно, что "мистические звуки" играют существенную роль в некоторых йогических техниках, а для буддистов голоса дэвов и якшей были похожи на звуки золотых колоколов, см. М. Eliade, Le Yoga, p. 377 sq.
1467
De Groot, VI, 1205.
1468
Ibid., p. 1209 sq.
1469
Ibid., p. 1209.
1470
Ibid., p. 1211.
Ванг-Ч'унг писал: "Среди мужчин умершие разговаривают через живых, которых они вводят в транс, а ву, дергая свои черные нитки, вызывает души умерших, которые разговаривают голосом ву. Но все, что эти люди могут сказать, является ложью…". [1471] Это, конечно же, мнение автора, у которого медиумистические явления вызывали отвращение. Но чудеса женщин-ву этим не ограничивались; они могли становиться невидимыми, резали себя ножами и саблями, отрезали себе язык, глотали сабли и плевали огнем, возносились на облаке, сияющем, как будто оно было освещено молнией… Женщины-ву танцевали в кругу, говорили на языке духов и смеялись, как привидения, а вокруг них взлетали в воздух и вpезались друг в друга предметы. [1472] Все эти факирские явления до сих пор часто встречаются в китайских магических и медиумистических сферах. Не нужно даже быть ву, чтобы видеть духов и изрекать пророчества: достаточно стать одержимым шэнь. [1473] Медиумизм и «одержимость», как и везде, иногда приводит к спонтанному и искаженному шаманизму.
1471
Ibid.
1472
Ibid., p. 1212.
1473
Ibid., p. 1166 sq., 1214, etc.
Нет нужды множить примеры китайских колдунов, ву и «одержимых», чтобы убедиться, насколько это явление в целом близко маньчжурскому, тунгусскому и сибирскому шаманизму вообще. [1474] Достаточно подчеркнуть, что с течением веков китайский экстатик все больше смешивался с колдунами и «одержимыми» рудиментарного типа. В определенный, притом достаточно длительный период, ву был настолько близок к заклинателю, ши, что его обычно называли ву-ши. [1475] По сей день его называют саи-конг, и эта функция передается от отца к сыну. По-видимому, преимущество женщин исчезло. После первых уроков у отца неофит берет уроки в «гимназии» и получает свой титул от главного жреца после посвящения чисто шаманского типа. Церемония осуществляется публично и состоит в восхождении на то т'уи, "лестницу из сабель": неофит босыми ногами входит по саблям на самую верхушку помоста; лестница обычно сделана из двенадцати сабель, причем иногда сооружается и другая лестница, по которой неофит спускается. Аналогичный обряд посвящения существует у каренов Бирмы, где жрецов называют вее, что, возможно, является формой китайского термина
1474
О сексуальных и распутных элементах церемонии ву см. de Groot, VI, p. 1235, 1239.
1475
Ibid., p. 1192.
1476
De Groot, p. 1248 sq. Ibid., p. 1250, n. 3, автор цитирует A. R. McMahon, The Karens of the Golden Chersonese, London, 1876, p. 158, о подобном обряде у бирманских качинов. См. другие примеры (чуанг — таиландское племя в провинции Куангси; аборигены северного Тайваня) в R. Rachmann, Shamanistic and Related Phenomena in Northern and Middle India, p. 737, 741, n. 168.
Магико-религиозная деятельность саи-конгa входит в сферу даосского ритуала: сам саи-конг называется дао-ши, "даосский знахарь". [1477] Впоследствии он полностью отождествился с ву, прежде всего по причине своего престижа заклинателя. [1478] Его ритуальный наряд богат космологической символикой: мы различаем космический Океан, посередине гору Т'аи и т. д.. [1479] Cаи-конг обычно использует медиума, «одержимого», который также проявляет факирские умения: он наносит себе удары ножами и т. д.. [1480] И здесь подтверждается уже замеченное нами в Индонезии и Полинезии явление спонтанной имитации шаманизма вследствие одержимости. Как и шаман на Фиджи, саи-конг руководит хождением по огню; эта церемония носит название "прогулка по огненной тропе" и осуществляется перед храмом; саи-конг первый проходит по углям, а за ним его младшие коллеги и даже зрители. Аналогичный обряд — переход по "мосту из сабель". Считается, что достаточно духовной подготовки перед церемонией, чтобы безопасно пройти по саблям и по огню. [1481] В этом случае, как и в неисчислимых случаях медиумизма, спиритизма и других гадательных техник, мы имеем дело с местным и трудным для классификации явлением спонтанного псевдошаманизма, самой существенной чертой которого является легкость. [1482]
1477
De Groot, VI, p. 1254.
1478
Ibid., p. 1256.
1479
Ibid., p. 1261.
1480
Ibid., p. 983 sq., p. 1270 sq., etc.
1481
Ibid., p. 1292 sq.
1482
О шаманизме в современном Китае см. P. H. Dore, Manuel des superstitions chinoises, Shanghai, 1936, p. 20, 39 sq., 82, 98, 103, etc.; Shirokogorov, Psychomental Complex of the Tungus, p. 388 sq. О медиумических культах в Сингапуре см. Alan J. A. Elliott, Chinese Spirit-Medium Cults in Singapore, London, 1955, особенно p. 47 sq., 59 sq., 73 sq., 154 sq.; о шаманизме у коренных племен Тайваня см. M. D. Coe, Shamanism in the Bunum Tribe, Central Formosa, «Ethnos», XX, 4, 1955, p. 181–198. Работа Tcheng-tsu Shang, Der Schamanismus in China, Diss., Hamburg, 1934, оказалась для нас недоступной.
Мы ни в коем случае не претендуем на написание здесь истории шаманских идей и практик в Китае. Мы даже не знаем, возможно ли это: как известно, на протяжении двух тысяч лет китайские ученые подвергали архаические традиции обработке, интерпретации и, наконец, «процеживанию». Достаточно обратить внимание на наличие очень большого количества шаманских техник в истории Китая. Разумеется, нельзя их все считать принадлежащими к одной и той же идеологии или к одному и тому же культурному слою. Мы видели, например, различия, которые могут существовать между экстазом властителей, алхимиков и даосов, с одной стороны, и экстазом-одержимостью колдунов или ассистентов саи-конга. Те же различия в содержании и духовной ориентации можно заметить и по отношению к любой другой шаманской технике или символике. Всегда создается впечатление, что шаманскую схему можно переживать на различных, хотя и сравнимых уровнях, и это явление выходит далеко за рамки сферы шаманизма и находит свое подтверждение относительно всякой символики или религиозной идеи.
В общем, отметим наличие в Китае почти всех составных элементов шаманизма: вознесение на Небо, вызов и поиск души, воплощение «духов», власть над огнем и другие факирские умения. Реже встречаются нисхождения в Ад, особенно путешествие за душой больного или умершего, хотя все эти мотивы подтверждены в фольклоре. Рассказывают, например, историю о царе Му династии Чу, который путешествовал на край земли, к Горе К'ун-лунь, и еще дальше, к Царице-Матери Запада (= Смерть), переходя через реку по мосту, составленному из рыб и черепах; Царица-Мать Запада дала ему песню и талисман долгой жизни. [1483] Существует также история об ученом Ху Ти, спустившемся в Преисподнюю через Гору Умерших и увидевшем реку, которую души праведников переходили по золотому мосту, тогда как грешники ее переплывали, а демоны в это время побивали их. [1484] Наконец, мы встречаем также искаженный вариант орфического мифа: святой Му Лиен узнает в мистическом видении, что его мать, при жизни пренебрегавшая раздачей милостыни, страдает в Аду от голода; он спускается, чтобы ее спасти: он берет ее на спину и заносит на Небо. [1485] Орфический мотив содержат и две другие сказки из сборника Эберхарда. [1486] В первой один человек cпускается на тот свет, чтобы отыскать умершую жену. Он находит ее возле источника, но она умоляет его, чтобы он ушел, поскольку теперь она стала духом. Но муж на некоторое время остается в царстве теней. В итоге супруги убегают, но однажды, на земле, войдя в дом, жена рождает девочку, а сама исчезает. Когда дочь достигает зрелости, муж узнает в ней свою супругу и женится на ней второй раз. В другой повести в Ад спускается отец, чтобы привести оттуда умершего сына, но поскольку сын его не узнает, вся затея заканчивается неудачей. [1487] Эти рассказы принадлежат к азиатскому магическому фольклору, а на некоторые из них сильное влияние оказал буддизм; поэтому было бы необоснованным делать из этого вывод о существовании определенного ритуала нисхождения в Ад. (Например, в истории буддистского святого Му Лиена нет никакого упоминания о шаманском хватании души.) Весьма вероятно, что шаманский ритуал нисхождения, если он существовал в той форме, в какой мы его встречаем в Центральной и Северной Азии, вышел из употребления вследствие кристаллизации культа предков, который придал «Преисподней» другое религиозное значение.
1483
Richard Wilhelm, Chinesische Volksmarchen (Marchen der Weltliteratur, ser. II, Iena, 1927), p. 90 sq.
1484
Ibid., p. 116 sq.; см. также рассказ о другом путешествии в Ад, ibid., p. 184 sq.
1485
Ibid., p. 126–127. Кроме этих сказок о нисхождении, значительно большее количество таких, в которых упоминается о восхождениях и других магических чудесах, см. в собрании Вильгельма (R.Wilhelm). См. также W. Eberhard, Typen chinesischer Volksmarchen, "Folklore Fellows Communications", L, 120, Helsinki, 1937, s. v. "Aufsteigen in Himmel".
1486
Eberhard, nn. 144 и 145, II.
1487
Eberhard, Typen, p. 198 sq.
Нам следует рассмотреть еще один вопрос, выходящий за рамки шаманизма в строгом смысле слова, но тем не менее существенный: связь между шаманом и животными и вклад мифологий животных в развитие китайского шаманизма. «Шаг» Великого Ю не отличался от танца магов; но Великий Ю переодевался также в медведя и определенным образом воплощал дух Медведя. [1488] Шаман, которого описал Чeу-ли, также одевал медвежью шкуру, и легко можно было бы приумножить примеры церемониала, известного в этнологии под названием "bear ceremonialism" ("церемониализм медведя") и зарегистрированного как в Северной Азии, так и в Северной Америке. [1489] Доказано, что Древний Китай чувствовал связь между шаманским танцем и животным, представляющим очень сложный космологический и инициационный символизм. Специалисты отрицают наличие следов китайского тотемизма в мифологии и ритуале, соединявших человека с животным. [1490] Эти связи имеют скорее космологическую природу (животное обычно представляет Ночь, Луну, Землю и т. д.) и имеют отношение к посвящению (животное = мифический Предок = посвящаемый). [1491]
1488
См. C. Hentze, Mythes et symboles lunaires, p. 6; id., Le Cult De l'ours et du tigre et le t'ao-t'ie ("Zalmoxis", I, 1938, p. 50–68), p. 54; id., Die Sakralbronzen und ihre Bedeutung in der fruhchinesischen Kulturen, p. 19; M. Granet, Danses et legendes, II, p. 563 sq.
1489
A. Irving Hallowell, Bear Ceremonialism in the Northern Hemisphere, "American Anthropologist", n. s., XXVIII, 1926, p. 1–175; N. P. Dyrenkova, Bear Worship Among Turkish Tribes of Siberia, "Proceedings of the 23rd International Congress of Americanists", 1928, New York, 1930, p. 411–440; Hans Findeisen, Zur Geschichte der Barenzeremonie, "Archiv fur Religionswissenschaft", XXXVII, 1941, p. 196–200; A. Alfoldi, Le Culte de l'ours et le matriarchat en Eurasie (на венгерском языке, в «Kozlemenyek», L, Budapest, 1936, p. 5–17; любезности профессора Альфольди мы обязаны предоставлением английского перевода этой важной статьи). См. также Marius Barbeau, Bear Mother, "Journal of American Folklore", LIX, 231, 1946, p. 1–12.
1490
См. Dyrenkova, p. 453; C. Hetnze, Le Cult de l'ours et du tigre, p. 68; id., Die Sakralbronzen, p. 45, 161.
1491
На эту тему см. работы Hentze, особенно Mythes et symboles lunaires; Objets rituels, croyances et dieux de la Chine antique et de l'Amerique; Fruchinesische Bronzen und Kultdarstellungen.