Шанс для дознавателя
Шрифт:
— Аккуратней, не растряси.
Дома я первым делом набираю теплую ванну и долго лежу в ней, чувствуя, как боль слабеет. Мысли, окутывающие голову большим туманным облаком постепенно рассеиваются, уступая место сути.
Зачем Ульрих пришел на площадь? Вряд ли просто повидаться — наверняка инквизитор на что-то рассчитывал. А на что? Информация? Деньги? Сразу и не скажешь.
Но вот то, что он не ожидал нападения — это факт. Убийца явно подошел сзади — или выждал момент, пока Вермейер повернется к нему затылком. И все бы ничего, кроме одного —
Так что то, что инквизитор знал своего убийцу- бесспорный факт.
Пользуясь тем, что в голове проясняется, я поднимаюсь на ноги. Медленно вытираюсь, облачаюсь в ночную рубашку и, набросив на плечи шаль, делаю себе чай. Дополняю чашку парой крошечных бисквитов и, прихватив с подоконника книгу, поднимаюсь вверх.
Но чтение не идет — я вновь и вновь возвращаюсь к сцене сегодняшнего убийства. Перед глазами стоит застывший взгляд Ульриха и, бессмысленно листая страницы, я вспоминаю все наши встречи. Ночные дежурства, короткие рваные разговоры — инквизитор был немногословен, общался только с парой людей. И жил, насколько я знаю, в часе езды от нашего района.
Что побудило его в предутренний час ехать через весь город к месту встречи? И, если он все-таки приехал…
Внезапная догадка заставляет меня резко сесть. Это не проходит бесследно для моего состояния — низ живота пронзает спазмом и я тихо стону, укладываясь обратно. Но сути не теряю — действительно, нет никакого резона ехать так далеко, если…
… если только он не жил рядом с площадью.
Я запоздало вспоминаю слова Риндана о разыскной службе кардинала. Наверняка в первую очередь обыскали его жилье — и, если ничего не нашли, то явно продолжили искать дальше. А инквизитор, выходит, все это время мог жить практически в пешей доступности от моего дома.
Решив завтра же посетить Лоуренса с этой теорией, я все-таки углубляюсь в чтение, но полностью отдаться книжной страсти не выходит — меня будто постоянно выдергивает из приключений, напоминая о том, что мое разнообразие жизни не хуже. Живот ноет все сильнее и в итоге я сдаюсь — отложив книгу, ныряю в легкую дрему, с каждым мгновением погружаясь все глубже.
Меня будят нежные прикосновения — к волосам, щеке, подбородку. Я сонно улыбаюсь, не торопясь открывать глаза — знаю уже, кого увижу.
— Мейделин… — тихо шепчет Риндан.
Моя улыбка становится шире, когда я внезапно понимаю, что мне до одури нравится, как он произносит мое имя — смягчая “й”, немного растягивая “л”, протягивая, будто пробуя на вкус “н”. От полутонов хрипловатого, уже ставшего родным голоса в груди зарождается приятное тепло.
— Который час? — я все ещё не хочу выныривать из приятной неги.
— Вечер уже. Рабочий день закончен, — открывает карты инквизитор и я все-таки приоткрываю один глаз.
Так и есть — Максвелл, одетый в повседневную одежду, сидит на краешке кровати, внимательно глядя на меня. В комнате тепло, а красноватые блики на противоположной от кровати стене свидетельствуют о ярко горящем огне в камине.
— Как
Перед тем, как ответить, я прислушиваюсь к себе и морщусь, ощущая надсадную ноющую боль.
— Не очень. Как на работе?
Но мой вопрос остается без внимания — озабоченно покачав головой, мужчина тянет мое одеяло на себя, а я, не понимая происходящего, тут же вцепляюсь в его край.
— Что ты делаешь?
— Все нормально, — у меня мягко, но непоколебимо отбирают угол одеяла, а Риндан, отбросив в сторону дополнительный источник тепла, кладет свои ладони мне на живот.
— Риндан?..
— Доверься мне, — просит инквизитор и я откидываюсь на подушку, чувствуя волнующее прикосновение через ткань.
Руки мужчины обжигают и я выдыхаю, ощущая, как напрягаются мышцы живота. Видит тримудрая Богиня, я не готова к такому испытанию… искушением. Только не сегодня!
— Сними заклинание, — вновь просит мужчина, а я непонимающе пялюсь на него ещё несколько мгновений, прежде чем до меня доходит. Ну конечно — остатки завесы отрицания, которую я набросила на себя автоматически, ещё по дороге домой!
Я прикрываю глаза, ощущая, как тает невидимый защитный полог, закрывающий мои чувства от окружающих. Одновременно с этим приходит понимание — Максвеллу доступны все оттенки моих эмоций. И мужчина чувствует это — в одно мгновение мир вздрагивает, уступая место калейдоскопу ощущений.
Его ощущений.
— Доверие — процесс обоюдный, верно? — вкрадчиво шепчет мужчина, а я запрокидываю голову и впиваюсь ногтями в перину, чувствуя, как от его ладоней по моему животу бегут электрические разряды. Сменяясь холодком, они будто касаются позвоночника — и сразу же тают, а я… а я в полнейшем недоумении смотрю в стену, понимая — живот больше не болит.
— Прости, я не поклонник страданий, — Риндан, усмехаясь, убирает руки, а я удивленно гляжу на него, не понимая, что произошло.
Боли нет. Да и в голове в момент прояснилось — будто и не было этого недомогания длиной в полдня.
— Как ты это сделал? — я не могу скрыть удивления.
Он пожимает плечами:
— Уловка от одного из столичных лекарей. Как раз для подобных случаев. Сильную боль, конечно, не снимет, но…
— Спасибо, — шепчу я одними губами.
— В твоем случае — как раз, — будто не слышит моей благодарности он, — Мейделин, у тебя так каждый месяц?
— Каждый, — киваю.
— И каждый месяц ты это терпишь?
— Не всегда, — я поворачиваюсь на бок, подкладывая руку под голову, — муж сестры обычно делает мне зелья. Но в этот раз он был занят.
“Другим зельем для меня” — дополняю я уже беззвучно, чувствуя, как рука Риндана завладевает моей ладонью.
Мы некоторое время проводим в тишине, глядя, как пляшут на стене отблески огня. Говорить, как и всегда, не хочется — с ним мне хорошо даже молчать. И, хоть я не решаюсь признаться в этом самой себе, я бы с удовольствием проводила бы каждый вечер, молча с Ринданом в унисон.