Шапка Мономаха
Шрифт:
Вместе составили и грамоту к Олегу. Предлагали черниговскому князю собирать войско, чтобы сообща выступить на половцев. Олег прислал гонца с заверениями: выступлю-де на лодьях плавучей ратью, еще опережу вас у Голтава. Но обманул.
К Пселу рать подошла скорым изгоном, кони не успели оголодать на прошлогоднем подножном корму. Дальше в степь, у Ворсклы-реки, сторожевые разъезды давно разведали несколько половецких веж, зимой пустовавших, а с весны по осень заполненных кибитками и шатрами. Двинулись к ним наудачу, не дождавшись Олеговых лодий. Конница шла впереди, далее пешцы на телегах и несколько попов для пения молитв о
В пути Святополк завел разговор.
– Как накажем черниговского обманщика? – спросил он, раздувая ноздри.
– Писание учит увещевать до трех раз, а потом уже отступаться от делающего зло, – сдержанно ответил Мономах.
– Надо отвадить его от дружбы с половцами, – пылал Святополк. – Навел поганых на Чернигов, наведет и на Киев!
– Боишься не усидеть на своем столе, брат? – недобро усмехнулся Владимир.
– Я твоему примеру не последую, – огрызнулся киевский князь. – И усилиться Олегу не дам. Тебе еще, должно, не донесли: в Чернигове укрывается отродье убитого тобой Итларя. Олег дал ему кров и защиту. Может, готовит твоего кровника к мести, – тонко улыбнулся Святополк, – чтоб вместе с ним отнять у тебя и другие земли?
Мономах сдержался, чтобы с разворота не садануть в глаз великому князю – иначе поход можно было б сворачивать. Но весть, что Олег пригрел на груди Итларевича, самого его словно приложила кулаком по лицу. Такого предательства он не ожидал даже от заносчивого и буйного, гордого нравом черниговского князя. Однако показывать Святополку ошеломление и растерянность Владимир не захотел.
– Я пошлю к Олегу гонца, чтобы выдал мне Итларевича или сам убил его как врага нашей земли, – мрачно сказал он.
– Он чересчур горд, чтобы послушать тебя. К тому же ты младший, – не преминул напомнить Святополк.
– Тогда отправь посла ты.
– Не послов надо засылать в Чернигов, – не договаривая, склонял его киевский князь.
– Что ты хочешь, брат, – хмурился Мономах, – не успев начать один поход, пойти в другой? К Чернигову – в обратную сторону. А я хочу идти в степь.
– В степь так в степь, – пробормотал Святополк, поворачивая коня к своей дружине.
На первое становище кочевников наткнулись быстро. Мономах заранее велел надеть брони и держать наготове оружие. На посрамление ворчунов, вежа битком была набита шатрами и крытыми половецкими возами. Здешняя степь успела покрыться зеленью, вокруг паслись стада скота и табуны коней. Явления русского войска здесь не ждали и конную сторожу к порубежью не высылали.
– Прав ты был, князь, – повинились недоверчивые бояре. – Поганые после зимы слабы – коней откармливают, а без коня половец не воин.
Оценили подступы к веже. Насыпные валы смехотворны, с плетнем, ниже человечьего роста, скорее от зверья, чем от двуногого врага. Ворота легко вышибить окованным бревном, особо припасенным для такой цели. Словом, не работа, а безделье.
Над русским войском взреяли бунчуки и знамена. Попы с хоругвями на взгорке грянули тропари святому кресту и Богоматери – небесной воеводе. Пока решали, каким порядком наступать, изумленные половцы высыпали на вал, выставили луки. Русские стрелки, окружив становище, запалили паклю на стрелах и послали огонь в городище. Наступать не спешили, пока пламя не заплясало на шатрах и кибитках. Половецкие женки и дети подняли вой, заметались.
В ворота навстречу конным и пешцам, лезшим за добычей, бросилась целая толпа визжащих баб с детьми. Биться в городище было почти не с кем. Тех, кто выходил из дыма с саблями в руках, по-быстрому сминали. Скоро дышать стало совсем нечем. Дружинники покинули городище. Пешцы пленяли половцев, бросавших оружие, ловили последних женок и девок. Наглотавшись дыму до одури, успевали выбежать за валы.
Вежа выгорела полностью. В русском войске все – от князей до обозных холопов – считали добычу. Досталось немало – полоняники обоего полу, рабы, скот и кони. В степь удалось удрать лишь немногим половцам. Освобожденные рабы из русских тотчас пополнили рать пешцов.
Оставив добычу под охраной полусотни отроков, полки отправились дальше. У самой Ворсклы нашли еще вежу. Здешние степняки были предупреждены и выставили конное войско. В сравнении с ордами, находившими на Русь, это был малый отряд, вынужденный принять лобовой бой. Их наскоро притеснили, окружили и попленили. Вежа со всем имуществом, бабами и рабами досталась победителям. Среди скота обнаружилось стадо вельблудов. Кмети тут же нашли забаву – оседлали нескольких горбатых скотин и затеяли скачки. Вельблуды слушались всадников плохо, бежали вкривь и вкось, обильно плевались. От хохота половина дружинников и пешцов, наблюдавших зрелище, полегла на землю.
Третью вежу, пройдя вдоль реки, нашли второпях покинутой. Следы бегства вели к реке – половцы умели переправлять вплавь даже кибитки. Кмети с досады подожгли ворота и ограду на валу.
От Голтава поход длился четвертый день. Сочтя половцев наказанными, а добычу достаточной, князья повернули обратно. Ратный пир окончен, пора на пир честной, за столами, в Киеве и Переяславле.
Возвращались тем же путем, гоня полон и скот. Одолели брод, подошли к крепости в устье речки Голты. Святополк, радовавшийся удачному походу как дитя, внезапно насупился.
– Откуда лодьи? Не Олеговы ли?
У пристани перед градом теснились три корабля. Причал был мал, годился лишь для лодок, с которых жители крепости ловили рыбу. Большие лодьи заплывали сюда изредка, да и то по одной.
– Мои, из Олешья, – широко заулыбался Владимир.
Из Переяславля, две седмицы назад, он отправил на лодье гонца в низовья Днепра с вестью об отмене тьмутараканского похода. Душило, верно, как-то прознал о том раньше и сам решил возвращаться на Русь, а гонца встретил в пути. Только третью лодью князь никак не мог признать своей. Впрямь ли Олег пожаловал?
Отзвучал победный рев рога перед воротами, войско густо набилось в тесную деревянную крепость. Часть обеих дружин и пешцы сразу отправились дальше, ведя на Русь пленных куманов, которых затем разведут по торжищам и продадут. Впереди помчались в Переяславль и Киев гонцы, разглашая по встречным градам и селам весть о победе русских князей над погаными.
На узкой улице крепостицы Мономах крепко обнялся с Душилом Сбыславичем.
– Вот так все повернулось, боярин, – будто повинился Владимир Всеволодич.