Шапка Мономаха

Иртенина Наталья Валерьевна

– Ворота одни, – отозвалось унылое изваяние кормчего. – Но есть выход к озеру.

– Тьфу на тебя, – с досадой молвил Душило. – Какая же это осада, если есть выход?

– Надо грести отсюда, – страдал безнадежностью корсунянин, – пока не приплыли галеры из Царьграда. Греческий царь пошлет на нас много боевых дромонов. Они сожгут нас греческим огнем. Спалят живьем.

– От страха умом тронулся, – через борт возвестил княж муж Горазду, жалея кормчего. – Грецкими галерами бредит.

– А

как мы обратно поплывем? – встревожился сотник.

– Тарасий выведет, – махнул дланью Душило.

– Какой Тарасий? – удивился Горазд, но ответа не получил.

На лодьях принялись кашеварить – холопов в поход не набрали, все надо делать самим. Когда потянуло сытным запахом, на огонь, подъедавший остатки черного масла, глазеть было уже неинтересно. Отроки достали ложки и наперебой кинулись черпать разваренную греческую крупу из братин, подставляя ладони, чтобы не просыпать мимо рта.

– Опять чернец! – крикнул с носа сторожевой, глотавший голодные слюни. – Один!

– Чегой-то они повадились? – с полным ртом прожевал Мстиша Колыванович.

Душило заткнул ложку за пояс и подошел к борту. Пригляделся к одиноко стоявшему на берегу монаху с сумой на плече.

– Тресни меня Перун! – проревел он.

Сторожевой, оседлавший нос лодьи, чуть не гикнулся в воду. Несколько отроков подавились кашей. Другие, уронив ложки, заскребли в ушах, повскакали, ринулись к борту.

– Весла в воду, грести к пристани! – приказал Душило. На сильно заросшем лице у него расползалась счастливая ухмылка.

– Ну ей-богу! – не веря глазам, выдавил младший Колыванович.

– Вот так да, – озадаченно потер в затылке старший Вахрамей и пробормотал: – А мы уж и не чаяли…

Отроки в несколько гребков бросили лодью носом к пристани. Княж муж, как молодой козел, перепрыгнул через борт на настил причала, безжалостно облапил монаха.

– Нестор, книжная твоя душа!

– Что, Душило, тряхнул наконец-то веретеном? – прокряхтел Нестор, выбираясь из тугих объятий. – Что это за погром ты тут устроил?

– Тебя спасал, – радостно объяснил храбр.

Он снова сграбастал чернеца и подкинул к рукам, протянутым с лодьи. Отроки подхватили легкого монаха, затащили в лодью.

– Все не как у людей, – вздохнул Нестор.

Душило, подпрыгнув, уцепился за борт, его тоже втянули, но с усилием. Тотчас снова заработали весла, лодья отчалила.

– Встрепетали, значит, греки?! – возгласил старый дружинник, рассматривая монаха – не причинен ли книжнику Русской земли и княжьему посланцу какой телесный ущерб.

– О том ничего не ведаю, – ответил Нестор. – Я ведь в пещерной обители за стенами града поселился, в той, что ископана трудами и руководством моего учителя Никона. Монастырские братия, которых нынче послали к пристаням, вернулись

и рассказали, что на море храбрствуют две лодьи. Мне так и подумалось: это приплыл за мной Душило и надо скорее идти к нему, чтобы от города остался хоть камень на камне… А скажи-ка, как ты собирался воевать с каменной крепостью?

Монах оглянулся, печально рассматривая обугленный берег и обожженную стену города – землю, куда ему больше не вернуться.

– Да как, – дернул Душило плечом-окороком. – Как-нибудь уж... Я тут недавно тоже мимо одной пещерной обители проезжал… – добавил ни к селу ни к городу.

Он задумался, устремив взор в дальнюю даль, за край моря и земли.

Отроки, подъев кашу, ждали распоряжений. Всем было хорошо оттого, что монах сыскался сам и можно не томить осадой целый город. Сил для этого все же маловато – четыре десятка воинов. Ну еще боярин – за десятерых сойдет. Все равно мало. С другой стороны, ратная потеха так здорово началась, жалко, что не будет продолжения.

Одни братья Колывановичи не лезли вперед, чтоб послушать чернеца, держались подальше и носом в сторону.

Душило махнул сотнику: «Уходим». К счастью, Порей от переживаний не подвигся умом. Но к его радости все еще примешивалась судорожная забота – как бы на обратном пути не столкнуться с греческими боевыми галерами. Отроки дружно налегали на весла, лодьи шли ходко, солнце светило, море дышало властным умиротворением. К безумным крикам чаек давно привыкли.

Нестор, бережно обнимая набитую пергаменами суму, уселся рассказывать о приключившемся ему странствии и тьмутараканских делах.

– Так, говоришь, потерял в Корсуне княжью грамоту, а этот купец, как его… нашел твою калиту и прочитал письмецо? – переспросил Душило, морща лоб.

– Точно так все и было, – покивал монах. – Моя вина целиком – неосторожен был с грамотой. А в ней писано, что я княжий посланник в Тьмутаракань по тайным делам. Сам посуди – как было тьмутараканскому купцу не заинтересоваться?

– Так это он из любопытства тебя по черепу огрел и в море уволок? – уточнил храбр.

Нестор смиренно опустил взгляд.

– Тьмутараканцы – мужи решительные. Мало ли какие тайные дела у князя. Чтоб не гадать, решили сразу отвезти меня к посаднику Орогосту. А то вдруг бы я не захотел…

Чернец умоляюще смотрел на дружинника.

– Не научился ты врать, Нестор, – сдался Душило.

Гребец на ближней к ним скамье пихнул локтем в бок соседа. Тот расслабил напряженную спину и отвесил брату затыльник.

– Горазд весь Корсунь перерыл, тебя разыскиваючи. Я вернулся – он ко мне с причитаньями, как мамке на грудь. Как же – княжий посланник пропал, все дело на волосу повисло. Стали по другому разу город перетряхивать…