Шапка Мономаха
Шрифт:
Я подивился такому четкому анализу от двадцатилетней девушки. Умна. Ничего не скажешь.
— Хм. Вы правы. Но тем не менее я верю в победу. И мы обязательно вернемся к этому разговору осенью. Думаю, все уже решится к тому времени.
— Что ж. Остается дожить до осени. Надеюсь, что в меня никакой кучер стрелять не будет.
— Что, простите? — удивился я.
— В той перестрелке на дороге первый выстрел прозвучал с места возницы моей кареты. Я потому и подумала, что это был ваш человек. Я его потом не видела.
* * *
Роскошный экипаж императрицы медленно и осторожно выруливал с территории Александро-Невского монастыря. Обочины неширокой дороги на версту были заставлены каретами, бричками, ландо. На похороны Василия Ивановича Суворова, главы тайной экспедиции при Сенате, съехалось неожиданно много аристократов столицы. Двигало ими не столько желание почтить память усопшего, сколько настоятельная потребность увидеть своими глазами императрицу.
Тревожные новости с востока страны сменились паническими. В то, что Москва в руках бунтовщиков и что наследник престола погиб, многие просто отказывались верить. И, ожидая откровения от императрицы, явились сегодня на похороны.
Увидели они ее спокойной и уверенной в себе. Она произнесла красивую речь над гробом о том, что — «лучшие сыны отечества покидают нас в трудный момент» и что она скорбит о покойном так же, как и своем сыне — «павшем от рук подлых бунтовщиков». Но тем не менее, заверила она всех, «в минуту опасности все лучшие наши подданные сплотились вокруг трона и своим умом и мужеством позволят империи пережить тяжелые времена».
Слова императрицы подтверждало присутствие обоих Паниных в более высоком, чем до опалы, статусе. Старший Панин, Никита Иванович, получил наконец вожделенный чин Канцлера Российской империи. Его брат, Пётр Иванович, занял место покойного во главе Тайной экспедиции.
Высшее общество осталось на кладбище обсуждать услышанное и увиденное, а императрица, оба Панина и Александр Алексеевич Вяземский уединились в карете по пути в город.
— Никита Иванович, есть какие-нибудь новости?
Спросила императрица, едва карета тронулась в путь. Канцлер обтер вспотевшее лицо и лоб платком и кивнул утвердительно.
— Да, матушка. Я переговорил с нидерландским посланником. Он буквально накануне голубиной почтой получил сообщение из Москвы. Вся армия Орлова действительно разгромлена. У Пугачева потери невелики, и он их быстро восполнил из солдат наших же разбитых полков. В письме упоминается, что Преображенский полк взят в плен без боя благодаря измене. Москва готовится к встрече самозванца. К этому дню похороны вашего сына приурочены. К сожалению, более подробных сведений нет. Большая часть послания — это дела торговые, как у голландцев заведено.
— Торгаши, — буркнул Петр Панин.
— Что с возможной помощью
— Остерману я отправил инструкции для разговора с королем Шведским. Думаю, что от вашего кузена мы помощь легко получим, но придется отказаться от территорий, перешедших к нам по договору сорок второго года.
— Чепуха, — отмахнулась Екатерина, — клочок болот и лесов стоит того. Столица беззащитна. С Орловым мы отправили почти всё, оставив Петербург неприкрытым. В наличии только карабинерный полк, ландмилиция и флотский экипаж. От Риги ещё один полк драгун перебросить возможно. Но верность нижних чинов в этих полках сомнительна, да и рекрутов там половина, особенно среди флотских.
Панин сочувственно покивал, раскачивая буклями парика.
— С посланником прусского короля я тоже переговорил. Вразумительного ответа пока не получил, но мои слова будут переданы королю Фридриху. Придется подождать. Тот же итог и у австрийского посланника. Но был у меня ещё один весьма перспективный разговор, — Панин умолк, придавая фразе загадочности и значительности. — С Луиджи Фарнезе!
Вяземский отреагировал с открытой неприязнью:
— С этим иезуитишкой? А он-то нам на кой сдался?
Панин поморщился и продолжил, обращаясь к государыне:
— Иезуиты очень отчетливо осознают опасность пугачевской крамолы. Они уверены, что её первопричина — деятельность масонов. А масоны и иезуиты враги непримиримые. Помочь же нам они могут тем, что организуют поддержку вашему величеству со стороны всех европейских монархий. Даже протестантских. Они могут добиться от Климента четырнадцатого объявления крестового похода в поддержку вашей власти, ваше величество.
Екатерина обмахнулась веером:
— И что я буду должна? Окатоличить всю Россию? Это невозможно.
— Они и не рассчитывают. Они предлагают династический брак и унию Польши и России. Вам же Понятовский небезразличен. Так почему бы и нет?
Все присутствующие уставились на канцлера. Первой вышла из ступора Екатерина.
— Никита Иванович, ты в уме ли? Я и так прав на престол по сути не имею, а став женой польского короля, и вовсе пустым местом окажусь?
— До Пугачева так оно и было бы, — возразил Панин. — А теперь дворянство российское испугано не на шутку. Это воспримут как вынужденную жертву…
— Да меня православная церковь заживо сожрёт, если я в католичество перейду, — перебила Панина Екатерина.
— Ну, что касаемо церкви, то она все больше к Пугачу склоняется. Он им патриаршество обещал. А по поводу брака: иезуит полагает, что лучший вариант — это если вы при этом останетесь в православии. Это будет символизировать единение двух ветвей славянского народа. Возможно, что под это дело следует издать акт о веротерпимости. Это многих наших подданных порадует.
— Особенно евреев, — хмыкнул Петр Панин.