Шарль Перро
Шрифт:
— Это общество, — добавил он, — которое очень любит король, а так как мои дела не позволяют мне быть там так часто, как я бы этого хотел, то мне было бы удобно через вас знать обо всем, что там происходит. Попросите первое же освободившееся место.
Через некоторое время умер брат Буало-Депрео. Все академики, с которыми я разговаривал, обещали отдать за меня свои голоса, но сказали, что нужно еще заручиться согласием канцлера. Я поехал к нему в Сен-Жермен-ан-Ле, и канцлер сказал, что пообещал уже это место маркизе де Гиш для аббата Монтини, но что он с удовольствием отдаст за меня голос, как только освободится очередное место.
Через несколько месяцев умирает знаменитый
Когда пришел день моего вступления в должность, я выступил с торжественной речью, которой все остались удовлетворены. Это было выражено так естественно, что нельзя было усомниться во всеобщей искренности. Похвала академиков побудила меня сказать, что если моя речь доставила им некоторое удовольствие, то она понравилась бы всему миру, и что было бы неплохо, чтобы в дни вступления новых членов Академия была бы открыта для всех, кто хотел бы увидеть эту церемонию. В то же время Академия должна работать при закрытых дверях, если речь идет, например, о создании Словаря, так как публике неизвестны все перипетии этого труда, который не может происходить без диспутов, обсуждений, порой очень пылких.
Мои слова были настолько благоразумными (впрочем, большинство присутствующих решило, что эта идея принадлежит Кольберу), что все их шумно поддержали. Лишь Шаплен некоторое время был против, считая, что никаких нововведений не нужно, но его мнение так никто и не поддержал.
После меня первым принимали аббата Флешье. Было большое стечение народа, прекрасное общество, и все были очень рады этому новшеству.
Можно сказать, что это подняло престиж Академии: если раньше она была мало кому известна, то теперь все только о ней и говорили. Этому способствовало и то, что теперь выступления ученых стали гораздо интереснее и ярче, нежели при закрытых дверях. Молодой аббат Тальман-Зили четыре раза выступал с прекрасными речами, которые чрезвычайно удовлетворили публику и, в частности, Кольбера, что значительно способствовало его дальнейшей карьере. Король дал ему монастырь рядом с Верноном и пособие в 1500 ливров, надеясь, что из него получится хороший проповедник.
В это время умирает покровитель Академии, господин канцлер. Король, любивший это общество, соблаговолил лично сменить его в должности покровителя Академии. Он выразил желание, чтобы в дальнейшем заседания Академии проводились в Лувре. Дюма, королевскому мебельщику, было поручено меблировать отведенные для этого апартаменты, что было сделано с большой опрятностью и аккуратностью. Кольбер уговорил короля подарить Академии двойные экземпляры книг из своей библиотеки, что составило прекрасную малую библиотеку. Кольбер приказал также купить все книги тех академиков, которые умерли, не оставив наследников. Каждый академик должен был передавать в библиотеку экземпляр любого своего произведения, что со временем создало бы обширную библиотеку прекрасных книг. Однако это указание не соблюдалось в точности».
В последние годы перед вступлением Шарля в Академию Франции она превратилась в самую настоящую «кормушку». «Бессмертные», как
Прежде всего Шарль Перро предложил изменить порядок выборов в Академию. В «Мемуарах» он вспоминает:
«Когда я вступал в Академию, выборы проводились следующим образом. Месяц спустя после смерти кого-нибудь из академиков один из академиков, поговорив с несколькими друзьями, предлагал на это место своего протеже. Через некоторое время после того, как я был избран, я предложил другой порядок. „Нужно попытаться, — сказал я, — проводить выборы посредством голосования и с помощью бюллетеней, чтобы каждый имел полную свободу голосовать за того, за кого он считает нужным“. Так как все решили, что мысль эта исходит не только от меня, но и от Кольбера или что он хотя бы одобрил ее, все согласились, что в будущем надо идти именно по такому пути, что и было осуществлено. И это было весьма кстати, потому что с некоторых пор начался невероятный ажиотаж вокруг вступления в Академию и она наполнилась бы огромным количеством шалопаев, а на всех вступлениях в должность разгорались бы шумные споры.
Для проведения выборов я подарил Академии очень удобную машину и сделал это с величайшим удовольствием».
С именем Шарля Перро связаны и другие усовершенствования в работе Академии. Продолжим цитату из его «Мемуаров»:
«Кольбер, заметив как-то, что заседания Академии не проводятся с достаточной регулярностью, и из-за этого совершенно не продвигается работа над созданием Словаря, предложил установить более строгий порядок. До этого не существовало точного часа ни начала, ни окончания работы: одни приходили слишком рано, другие — очень поздно; одни заходили, когда другие уже собирались уходить, и иногда все заседание было посвящено лишь тому, чтобы обменяться новостями. Теперь же было решено, что заседание будет начинаться в 3 часа, а заканчиваться в 5 часов пополудни.
Чтобы этот порядок неукоснительно соблюдался, Кольбер приказал доставить в Академию большие часы с поручением часовщику Гюре следить за ними и поддерживать их в рабочем состоянии. Кольбер также приказал выдать журнал в сафьяновом переплете, куда секретарь заносил все решения заседаний; кроме того, были куплены письменные приборы, чернильницы, подсвечники, воск и установлено хорошее жалованье для слуг Лувра, чтобы те открывали, закрывали и убирали залы, в которых проходят заседания, и находились там в качестве консьержей и привратников.
Чтобы поощрять посещаемость академиков, было установлено, что каждый раз, когда проводится заседание, будут выдаваться 40 жетонов (по одному на каждого). Они делились между присутствовавшими, а оставшиеся (ибо такого, чтобы присутствовали все, никогда не было) добавлялись к тем, которые будут распределяться на следующем заседании. На одной стороне жетонов были изображены король и слова: „Людовик Великий“, а на другой — лавровый венец со словами: „Да будет бессмертен“, а вокруг — „Покровитель Французской академии“.
Кольбер задумал было выдавать по пол-луидора каждому из присутствующих, но потом решил, что такая вольность разорит Академию. Это размышление привело его к тому, что он стал даже сомневаться в пользе жетонов, но, решив, что вознаграждение это скромное и что оно будет прекрасным средством для привлечения академиков на заседания, он все же решился на это. Ему Академия частично обязана тем, что была закончена работа над Словарем, поскольку в связи с этим новшеством, академики стали работать в десять раз больше и лучше, чем когда-нибудь прежде.