Шашлык на свежем воздухе
Шрифт:
— Известно что, — сказал дядька. — Холод, глушь, тайга дремучая.
Пассажиры залюбопытствовали, окружили сибиряка кольцом.
— М-да, — продолжал дядька, легко овладевая вниманием. — Пойдешь к приятелю рюмочку выпить — держись за веревку. А то унесет к едрене-фене — милиция не разыщет.
— И милиция тоже есть? — изумилась одна из слушательниц.
— Да это я так, — махнул рукой дядька — К слову. Какая там милиция. Закон — тайга, медведь — прокурор.
Милка выскочила в тамбур и плюнула.
— Так рождаются дурацкие басни! — сердито сказал
Мы тут же поклялись всем рассказывать про Сибирь только правду.
И уличать бессовестных вралей.
В первый же день на пляже я решительно прервал сивоусого колхозника, нахваливавшего свою Полтавщину, и громко спросил:
— А вы слышали о том, что в Сибири вызревает виноград?
Колхозник, хитро прищурившись, оказал, что про «це» он «не чув». Но зато он «чув» про бананы, которые у нас вырастают здоровенными, «як та ковбаса»…
Все кругом засмеялись и моментально утратили к нам интерес. Мы обиделись и подсели к другой компании. Здесь респектабельного вида мужчина, которого все называли профессором, рассказывал что-то интересное про Аргентину. Импресарио профессора — загорелый молодой человек в усиках, организовывал слушателей. Нам он запросто махнул рукой и спросил:
— Вы откуда?
— Сибиряки, — с достоинством ответили мы.
— Ну так грейтесь, — великодушно разрешил молодой человек. — Двадцать семь в тени.
— Подумаешь! — с вызовом сказал Милка. — А у нас тридцать три!
— Мороза? — уточнил импресарио.
— Жары! — сказал я.
Молодой человек вежливо не поверил.
— У нас — заводы, — сникли мы.
— Институты…
— Миллионный город…
— На каждом углу газвода… Честное слово.
Профессор глянул на нас с досадой. Загорелый молодой человек приложил палец к губам. И все отвернулись.
Я помолчал немного и осторожно кашлянул:
— Конечно, случаются иногда… похолодания.
— Градусов до сорока пяти, — пискнула Милка.
— Запуржит, заметелит, — зловеще сказал я. — Тайга — закон…
— Вечная мерзлота, — осмелела Милка. — На двадцать пять метров в глубину.
Компания зашевелилась. Профессор отставил жаркие страны и сказал:
— Ну-ну… Любопытно.
Молодой человек махнул какой-то парочке и спросил:
— Вы откуда?
— Из Майкопа, — ответили те.
— Садитесь, — сказал наш импресарио. — Послушайте, что люди говорят.
…На следующий день мы появились на пляже независимые и многозначительные, как индейцы. Профессор на прежнем месте врал про свою Аргентину.
— Это что! — нахально сказал я, оттирая его плечом. — Вот у нас в Сибири — глушь, дикость!
— Только сядешь чай пить, а он в окно лезет, — бросила Милка.
— Кто? — истекая любопытством, застонали бывшие слушатели профессора.
— Медведь, конечно, — сказал я. — Белый. Это если утром. А к вечеру бурые начинают попадаться. Бывает, так и не дадут чаю попить.
СЛУШАЙТЕ НАС ЕЖЕДНЕВНО
Только
Тахта подо мной неуютно заскрипела. Я встал и прошелся по комнате: от окна к двери и обратно. За окном ТУ-104 аккуратно прострочил голубое небо белой ниткой.
Под крылом самолетаО чем-то поетЗеленое море тайги,—прокомментировал этот факт баритон.
Под крылом самолета, а вернее под расплывшейся строчкой, ни о чем не пели чахлые тополя, магазин «Бакалея-гастрономия» и районный штаб народной дружины по охране общественного порядка.
Я вздохнул и отвернулся.
Ко мне на вокзалНе приходит жена,—пожаловался баритон.«Ха-ха! Радоваться надо! — мысленно сказал я. — Приди она на вокзал, ты бы далеко не упрыгал! Будь уверен!..»
Я прикрутил радио и вышел за сигаретами.
Когда я вернулся, жена была уже дома.
— Тише! — сказала она и кивнула на радио. — Очень интересная передача — «Для тех, кто в пути».
Я уехала в знойные степи,Ты ушел на разведку в тайгу…—пел на этот раз женский голос.
«Эх, живут люди! — подумал я, с омерзением ступая по ковровой дорожке. — Он геолог, она геолог. Тропы, перевалы, буреломы… Солнцу и ветру брат… А тут! Сам — технолог, жена — филолог…». Я посмотрел на жену. Она, как ни в чем не бывало, стряпала пельмени.
— Опять эти пельмени! — завопил я. — Когда ты расстанешься со своим мещанством?!
— Господи! — сказала жена, уронив руки. — Чем же тебя кормить?
— Сухарями! — топнул ногой я. — Рыбными консервами! Печеной картошкой!
— Слушайте нас ежедневно с восемнадцати до двадцати часов, — вмешалось радио…
— …Здравствуйте, товарищи! — сказало оно утром. — Начинаем урок гимнастики… — Первое упражнение — бег на месте. Раз, два, три, четыре!..
Я бежал и прислушивался к сопроводительной музыке.
Там, где речка, речка Бирюса,Ломая лед, шумит, поет на голоса…—выговаривало пианино.
«Ну да, — горько думал я. — Она там шумит, поет, а я здесь… Бег на месте. Тьфу!»