Шайкаци
Шрифт:
Многие семьи оригинально украшали двери – экранные панели позволяли проявить фантазию. Странно было видеть среди мрачных сообщений о ЧС оставшиеся следы докатастрофного быта: фотографиями детей, видами с родной планеты и беззаботными абстракциями на дверях; валяющимися возле порога игрушками, забытой на скамье книгой и покоем цветников. Системы полива давно смыли кровь в грунт, а уборщики счистили ее с пола. Но затем показался труп, кем-то разодранный и лежавший несколькими бесформенными грудами среди растений. Это зрелище заставило Кира сосредоточиться цели.
Музыка становилось все громче, превратившись в хорошо различимую
Перед ним был длинный неоновый проспект, освещенный сотней огней, зовущих в рестораны, кинотеатры, клубы и магазины. Он манил к своим развлечениям так же красочно, как и в день гибели станции, только Киру разделить их было не с кем. Людей здесь не было, и не было монстров. Летняя песня, игравшая из торгового центра, оказалась знаком не жизни, а ее исчезновения, и звучала в этом запустении тоскливо.
Кир раздумывал о дальнейших своих шагах. Он стоял у бара «Разрядка», утверждавшего, что сегодня к каждому второму пиву полагается на выбор либо еще одно бесплатно, либо малая порция закуски. В текущих условиях он бы не рискнул поддаться алкогольной части акции, но готов был взамен потребовать большую порцию закуски. Однако жареные яства превратились в отвратные на вид останки, а оставленное посетителями пиво на веранде давно стухло. Один завсегдатай, похоже, не собирался уходить, пока не осушит свою кружку, и затем торопился – стул возле единственного столика с пустой посудой был опрокинут.
Кир хотел все-таки дойти до точки сбора – она была слишком близко, чтобы проигнорировать, похоже, последний шанс выяснить судьбу обитателей Шайкаци. В этом решении, пожалуй, господствовало собственное любопытство, а не стремление представить полный отчет.
Внимание Кира привлекло какое-то движение. Он увидел на проспекте шевелящуюся массу, стремительно приближавшуюся к бару – будто смятая куча материи скакала в его сторону. Спустя секунду он понял, что это несколько дюжин более мелких существ бегут, прижавшись друг к другу. Сперва ему почудились крысы, но у этих созданий были тупые морды и не видно было ушей. Кир подскочил к двери в бар, готовый скрыться внутри. Но с облегчением увидел, как это небольшое стадо пробегает мимо. Прислушиваясь, он постоял на пороге еще недолго, после чего осторожно продолжил путь.
Покой покинутого проспекта ничто не нарушало. Прежние события казались странно реалистичным сном. Кир прошел мимо призывно горевшей витрины, надпись на которой предлагал купить со скидкой свежие фрукты из оранжереи. Будто достаточно прикрыть глаза, на мгновение сосредоточиться и вновь появится беззаботная толпа. Почти поверив в эту иллюзию, Кир заметил в одной из клумб пару здешних крыс, и предпочел не проверять ее. В помрачневшем настрое он добрался до порта.
Терминал был отделен от проспекта стеклом. Приближаясь, Кир испытывал все большее напряжение, для которого не видел ясной причины. Будто все дурное, чему он был свидетелем на этой станции, весь ее кошмар должен был сосредоточиться несколькими метрами впереди. Однако, заглянув внутрь, он воодушевился.
Кир сразу заметил пару, сидящую, повернувшись к панорамному виду космоса, транслируемую снаружи во всю стену. Потом увидел
Но об этом Кир не думал. Он застучал по стеклу, пока не вспомнил, что оно, конечно, слишком толстое и его не услышат. Тогда он поискал взглядом ближайший вход. Он увидел его, но прежде обнаружил вдали причину, по которой пройти внутрь все равно бы не смог.
Огромная трещина вспарывала по крайней мере два соседних терминала, обвалив между ними часть стены. Панорама там погасла, и, казалось, кто-то, использовав вместо полотна сам космос, нарисовал черный квадрат, разорванный посередине светом прорывавшегося сквозь щель настоящего звездного простора.
Кир теперь подмечал то, что упустил в своем восторге от появления людей: ледяной рисунок, сложившийся на всех поверхностях, треснувшие стаканы, в которых замерзли напитки, неестественную неподвижность всех фигур. Эти люди не могли остаться в таких позах после разгерметизации, но они остались, как если бы мерзлота сковала их до этого. Только стекло перед ним оставалось прозрачным, как воздух, словно отогретое дыханием станции, и лишь какие-то прилипшие лоскуты местами портили его чистоту.
В потрясении Кир отошел назад. Нужно было бежать к кораблю, немедленно, как-то обмануть чудовище и улетать отсюда. Некого ему было искать на этой станции. Все здесь погибли при столкновении с самим адом: сожранные чудовищами, поглощенные льдом, пропавшие в бесконечных коридорах и уничтоженные иным способом. Единственным смыслом гуманитарной миссии было избавить родственников этих людей от ложных надежд и сообщить, что они могут похоронить личные вещи своих близких.
Кир рванулся прочь и столкнулся носом с закрытой костью мордой «филина». Ошеломленный, он не сразу сообразил, что из-под шкуры животного, низко надвинутой на лоб, на него смотрят такие же глаза, как и его.
То был бородатый человек высокого роста и широкий в плечах, вооруженный самодельным копьем – заточенной с одного конца железной палкой. Он смотрел не так, как должен был смотреть на того, кто прибыл на разрушенную станцию для поиска выживших – а по военной форме Кира понятно было, что он не здешний. Взгляд человека был спокойным и проявлял лишь беззаботную любознательность. Рот, приоткрытый как бы в непрозвучавшем заинтересованном возгласе, усиливал последнее впечатление. Черты широкого лица были мягкими, а выражение – практически ласковым.
Кир, памятуя обо всем произошедшем, резко выставил вперед руку с ножом. Он не хотел нападать, а, действуя почти рефлекторно, собирался предупредить атаку. Но этим он, напротив, ее вызвал: абориген мгновенно подбросил свое копье и тупым концом в опережение пробил пришельцу по лбу. Кир провалился во тьму.
На стоянке охотников
Лампы на потолке были выключены, но откуда-то его достигал слабый свет. Тело казалось чужим, и все, что оставалось Киру, это вяло размышлять над имевшимися у него скудными сведениями: он лежит в углу под неизвестным потолком, поделенный между тенью и далекой лампой, и не может шевелиться.