Шайтан Иван 3
Шрифт:
— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — удивилась Катерина, увидев меня.
— Здравствуйте, Екатерина Николаевна.
— А, Пётр Алексеевич, наконец-то соизволили навестить меня — Обрадовался вышедший из кабинета граф, — прошу ко мне, шутливо поклонился он, жестом указывая на вход. Мы расселись в кресла у камина, в котором весело потрескивали берёзовые поленья.
— Наслышан о ваших визитах ко двору, — граф отхлебнул вина, пристально глядя на меня. — И не удивляйтесь моей осведомлённости. Увы, не я один внимательно слежу за дворцовыми делами.
Он отставил бокал, его пальцы нервно постукивали по столу:
— Многие заметили, как милостиво принял
Граф сделал многозначительную паузу.
— Ходят упорные слухи, будто по вашему совету Александр удалил из Аничкова дворца графа Олевского и барона фон Ростена. Его давних приятелей, ещё те льстецы и подхалимы. Особенно граф Олевский. Скользкий и мстительный человек.
— Да что вы, граф?! — я действительно был удивлён.
— А вы, выходит, даже не подозревали, что сломали этим господам карьеру? — граф усмехнулся.
— Да я их в глаза не видел, Дмитрий Борисович! Хотя постойте, кажется с графом Олевским довелось встретиться, он приносил приглашение от Александра.
— Верю, — кивнул граф. — Тем интереснее, кто и зачем распускает такие слухи.
— Простите за прямоту, граф. Почему вы помогаете и опекаете меня? Зачем вам всё это.
— Вы должны были задать этот вопрос.
— Граф тяжело вздохнул, его голос дрогнул. — Видите ли, вы очень напоминаете мне моего сына. Он погиб в Персидскую кампанию, как и сын князя Долгорукого. Оба добровольно ушли из гвардии, не по принуждению, а по зову сердца.
На мгновение он замолчал, будто собираясь с мыслями. Его взгляд стал каким-то прозрачным, устремленным в прошлое.
— Сходство не во внешности, нет. Во внутренней чистоте. Вы такой же честный, прямой человек. Настоящий романтик, если хотите.
— Кто угодно, но только не романтик — мелькнула у меня мысль. Вдруг я увидел, как граф буквально сгорбился на глазах. Одна единственная слеза медленно скатилась по морщинистой щеке. Его пальцы бессознательно сжали ручку кресла.
— Простите старика, — прошептал он. — Господь отнял у меня всех и сына, и дочь, и жену. Оставил только Катерину.
Он резко встряхнулся, словно отгоняя тяжелые мысли:
— Я хочу помочь вам занять достойное место, Пётр Алексеевич. Потому, что вижу в вас редкие качества ум, твёрдый характер, преданность Отечеству. Но главное, верю в чистоту ваших помыслов. Поэтому я хочу уберечь вас от ошибок, которые могут перечеркнуть все ваши начинания.
Мы замерли, взгляды скрестились в безмолвном понимании, будто скрепили наш договор без лишних слов. В этом молчаливом диалоге было больше доверия, чем в любой клятве. Граф первым опустил глаза, легонько хлопнув меня по плечу.
— Ну вот и договорились, Пётр Алексеевич. Теперь-то вы точно не отвертитесь от старика.
Граф усмехнулся, в его голосе вновь послышались добродушные нотки. Но я разглядел другое. В глубине его потускневших глаз всё ещё горел тот самый стальной огонёк, что отличает бывалых игроков дворцовых интриг. Этот взгляд знал цену каждому слову и каждому движению при дворе императора Николая и пока, малом дворе, цесаревича Александра.
Надо же, ни сном ни духом не ведая, я влез в окружение Александра. Ещё как влез, как слон в посудную лавку.
— Надо быстрее уезжать домой.- Посетила меня умная мысль, когда я вышел из кабинета графа. В просторной гостиной, у мольберта с девственно белым холстом, застыла Катерина. Пальцы её сжимали кисть, взгляд был устремлен куда-то вдаль, унесённый течением глубоких
Услышав мои шаги, она вздрогнула и обернулась, уже открывая рот для вопроса. Но я лишь поднёс палец к губам.
Не говоря ни слова, мягко отстранил её от мольберта. Взял угольный карандаш и вдруг холст ожил под моей рукой. Твёрдые уверенные штрихи, несколько точных движений, лёгкая растушёвка пальцем… И вот из хаоса линий проступило её лицо, живое, дышащее, с тем самым задумчивым выражением, что было у неё минуту назад.
Вытерев запачканные углём пальцы о тряпицу, я отступил на шаг, оценил работу. Поклонился и вышел из комнаты, оставив Катю стоять перед портретом с широко раскрытыми глазами и немым вопросом на губах. Граф вышедший из кабинета, застал Катерину стоящую у мольберта. Рассмотрев портрет сказал.
— Это он?
Катя кивнула.
— Немного неожиданно, но мне очень нравиться, особенно глаза. Подумать только и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Как и предполагал граф Васильев по Петербургу поползли слухи, о том, что никому не известный есаул был принят Императором как герой славного боя в Барактайской долине. Награжден и обласкан его вниманием. Мало того я стал весьма дружен с цесаревичем и под моим влиянием Александр удалил из Аничкова дворца своих давних приятелей, графа Олевского и барона фон Ростена. Ну и вишенкой, стал мой роман с графиней Екатериной Васильевой, которая потеряла голову и всякий стыд, проводя день и ночь в доме князя Андрея Долгорукого. Ни больше, ни меньше. На всё можно было махнуть рукой, кроме слухов о моём романе с Катериной. Неизвестно, как на это отреагирует император. Он любил Екатерину, как дочь, не особо скрывая это.
Мы сидели с Андреем в восточной комнате и я слушал его рассуждения по поводу сложившейся ситуации, вокруг меня
— Ну, что командир, влип ты по самое не балуй.
Андрей восстановился в гвардии, подпоручиком Преображенского полка.
— Твоё столь быстрое возвышение при дворе императора, заставило многих обеспокоиться. А своим поступком, со своими бывшими приятелями, Александр подложил тебе свинью, не малых размеров. Не знаю умышленно он сделал это или случайно получилось, но то, что ты нажил себе недоброжелателе, это не подлежит сомнению. А твой, якобы, роман с Катериной специально используют, что бы вызвать недовольство императора. Я поговорю с Катей, что бы она до твоего отъезда не бывала у меня. Пусть общается с Натальей в доме родителей. Нужно быть осторожным, командир. А то местный бомонд так нагадить может, что не отмоешься до конца жизни.
— Кстати, Пётр Алексеевич, господа офицеры приглашают тебя на ужин, хотят увидеть и послушать героя славного сражения.
— Да ну его, надоело, как попугай одно и тоже рассказывать. Ты тоже участник, вот и рассказывай, но только не так как Саня. Изрубил две дюжины и газами, из задницы, отравил не меньше.
Андрей смеялся долго, до слез. С трудом успокоившись.
— Вот, как ты, командир, придумываешь подобные высказывания? У меня не получается так.
Вечером следующего дня отправился с Андреем на званый ужин в офицерское собрание Преображенского полка. Андрей предупредил меня, что у преображенцев свой особый этикет, поэтом нужно быть осторожным в высказываниях и действиях. Офицеры встретили нас сдержанно, приветливо. Богато украшенная столовая сияла от множества свечей. Деловито сновали специально обученные солдаты, которые обслуживали офицеров. Одетые в мундиры, напоминающие ливреи лакеев. Нас встретил подполковник Рощин, батальонный командир Андрея.