Шайтан Иван 3
Шрифт:
Я нервно сжал кулаки, чувствуя, как горечь подступает к горлу:
— Мы, оба, прекрасно понимаем, кто ты и кто я. Катя, ты понимаешь какие беды навлекла на себя, своим безрассудным поступком? Ты, не просто рисковала, ты растоптала свою репутацию в прах, опозорила деда перед всем светом. И самое страшное…
Голос мой дрогнул.
— Даже если мы, осмелимся пойти против всех, наших детей никогда не примут в твоём, приличном обществе. Они всю жизнь будут слышать за спиной: А, вон те, у кого мать… И каждый встречный будет считать за должное, указать им, их место.
В комнате
Слушая меня, голова Кати склонялась всё ниже.
— Я не хочу такой жизни своим детям. — последние слова я произнёс тихо.
Катя подняла голову и по её лицу текли слёзы, но потемневшие синие глаза сверкали.
— Петя, ты думаешь я взбалмошная, капризная девчонка, которая не понимает, что делает? Хочу тебя уверить, я прекрасно все понимаю, мой шаг обдуманный и осознанный. Я люблю тебя и единственно, что важно. Любишь ли ты меня? А если вы, Пётр Алексеевич, переживаете о том, что про вас или обо мене скажут в обществе, то уверяю вас, это не ваша забота, печься о моей репутации. — Она гордо вскинула голову и посмотрела на меня холодным, надменным взглядом. Надеюсь, это единственное, что останавливает вас, чтобы сделать мне предложение. И да, вы правы, пасть ниже уже нет возможности, моя репутация непоправимо испорчена. Но поверьте я не виню вас, это только….
Я вскочил, поднял Катю и прижав к себе, поцеловал её долгим поцелуем.
— А гори оно всё синим пламенем. Сгорела хата, гори и сарай.- была моя последняя здравая мысль.
— Петенька, я всё выдержу, мне ничего не нужно, только, чтобы ты был со мной, любимый, — жарко шептала она между поцелуями.
Какие тут могут быть ограничения, очнулись мы только утром в постели. Катина голова лежала у меня на груди.
— А дедушке я подробно отписала. Он любит меня и поймёт. Ты единственный, кто понравился ему. Даже если он лишит меня наследства, ты не бросишь меня, Петя?
В её голосе почувствовалось беспокойство.
— Послушай меня Катя и запомни раз и навсегда. Я никогда не допущу, чтобы моя семья нуждалась в чем-либо. И твоё наследство не играет для меня ни какой роли. Я могу получить землю здесь, на Кавказе, построить дом и обеспечить тебя. Единственно за что я переживаю, тебе будет скучно жить в такой глуши.
— Вовсе нет Петя, я и в Петербурге не особо любила балы и другие подобные увеселения. Всегда одно и тоже, вечные разговоры о женихах или другие светские сплетни. Все лицемерные и двуликие. Я ни сколько не переживаю о потери этого, никчемного и пустого.
— Теперь, как порядочный человек, я должен жениться на падшей женщине. Ты готова стать моей женой.
— Так точно, господин есаул. — приложила Катя ладошку к виску.
— К пустой голове руку не прикладывают, госпожа невеста.
Свадьбу сыграли десятого мая. Венчал нас полковой священник отец Мефодий в Семеновской церкви. Егор Лукич расстарался, накрыл шикарный стол на базе. И гостей было неожиданно много, приехал даже хаджи Али с женой. Гуляли весело, с задором. Наш танец очень впечатлил Катю, пели песни, надарили кучу подарков. Мои бойцы и сослуживцы искренне радовались за меня и не стесняли показать это. Катя сидела в белом платье сшитом Адой,
— Ты чего так радуешься?
— Знаешь, командир, я очень боялся, что ты откажешься от Кати. Зная твоё отношение к высшему обществу и аристократии. Если она бы вернулась в Петербург, не будучи твоей женой, её бы довели до…, даже не хочу об этом думать.
— Можно подумать, став моей женой, она как-то улучшила своё положение в этом самом обществе.
— Конечно, командир, а кто не согласен или сомневается, отрежем уши. — рассмеялся Андрей, оттягивая своё ухо.
Мне стало грустно, ему никогда не понять меня.
— Ты не грусти, командир, и Долгорукие не всегда были князьями. С тебя и пойдёт род Ивановых Кавказских. Станешь превосходительством, а ты им станешь. Генерал-лейтенант Иванов, Наказной Атаман Кавказского казачьего войска, звучит. То-то.
— Ну что же, шаг сделан, обратного хода нет. Всё будет хорошо, для нас с Катей. На остальное плевать и растереть, лишь бы она не сломалась. Но судя по её характеру не известно, кто из нас более стойкий и решительный.
Зимний дворец. Кабинет императора.
— Как вы посмели допустить подобное, граф?!
Голос Николая I буквально прогремел, усиленный акустикой кабинета. Император в ярости сжал ручку кресла, его пальцы побелели от напряжения. Он встал из-за стола и подошёл к графу.
— Потрудитесь объяснить, почему вы не предотвратили эту выходку графини Екатерины?!
Он сделал паузу, и в тишине кабинета явственно прозвучал скрип его сапог. — Весь Петербург только и говорит, о её безумной выходке! Вы же прекрасно знали о предложении Имануила, сына имперского князя Шлезвербургского! Я уже дал предварительное согласие!
Последние слова он произнёс с особой резкостью, будто вбивая их гвоздями в сознание графа. — Вы понимаете в какое неприятное положение поставили меня. Не могу понять вас граф, как можно было допустить подобное.
Справившись со своим гневом, Николай остановился перед графом. Граф Васильев стоял с прямой спиной и спокойным выражением лица. На нем не было ни малейшего признака страха перед монаршим гневом.
— Вы получили уведомление о лишении прав графини Васильевой на поместье и земли подаренные ей на шестнадцатилетие?
— Да ваше Императорское величество.- Граф слегка поклонился.
— Пусть это будет в назидание и добавлением к моему неудовольствию по отношению к ней.
Николай стоял с недовольным лицом не скрывая, а наоборот подчеркивая его.
Граф выпрямился и его уставшие, бесцветные глаза сверкнули сталью.
— Мы все в вашей власти, ваше императорское величество, — голос графа звучал тихо, но каждое слово отчетливо звучало в тиши кабинета. — Со дня, когда ваш августейший предок, Пётр Великий, пожаловал нашему роду титул и земли, мы ни разу не унизились до просьб о милостях. Всё, что имеем, заслужено кровью и верной службой трону.