Шайтан Иван 4
Шрифт:
— И как же нам поступить? Все знают о докладе и участии Павла в обороне Армянской области.
Александр, всё это время стоявший в напряжении, неожиданно расправив плечи и улыбнулся той хитрой улыбкой, которая предвещала неожиданный ход.
— Ваше императорское величество, — заговорил он тщательно выдерживая паузы. — Мне кажется я нашел соломоново решение. Мы объявим, что за оборону Армянской области и проявленное при этом храбрость, Великий князь Павел награждается золотым Георгиевским оружием. Очень достойная награда и соответствует деянию. — Он посмотрел на императора и Павла.
— И наградим других участников боевых действий соответственно их заслугам.
—
— Я согласен, не стыдно перед другими офицерами. — Улыбнулся Павел. В его взгляде читалось облегчение и благодарность. Он кивнул брату.
— Ну что же, хорошее решение. — Николай взял перо и наложил резолюцию на ходатайстве о награждении:
«Подвиги, оказанные Великим князем Павлом, признаю недостаточными для удостоения орденом Святого Георгия 4-й степени. В воздаяние же ревностной службы всемилостивейше жалую его золотым оружием с надписью „За храбрость“.»
— А теперь, Павел, поведай нам, без прикрас, обо всем, подробно. Павел стал рассказывать подробно обо всём, что увидел, не утаивая ничего, как обещал есаулу и другим офицерам.
Рассказ получился долгим и не приятным. Николай сидел нахмуренный и недовольный. Павел не пытался скрасить или убрать острые темы. Дополняя рассказ своими комментариями, порой очень резкими.
— Значит говоришь, что командовал всем есаул Иванов? Опять Иванов. И как же нам наградить его?
— Мне кажется Анны второй степени он вполне достоин. — после некоторого раздумья произнес Александр.
— На него представление на Станислава второй степени. — уточнил Николай.
— Нет, ваше величество, Анна будет более уместна. И, Ваше императорское величество, снимите с него запрет на посещение Петербурга.
— Ну что же, если заслужил, значит наградим.
Вспомнил Николай обещание данное Бенкендорфу.
— Хорошо, я снимаю с него запрет на посещение и проживание в Петербурге.
Жандармское управление города Пятигорска.
Ротмистр Булавин устало откинулся на спинку кресла. За последние пять дней удалось сделать массу полезного. Рота жандармского дивизиона, временно прикомандированная к городу, смогла оперативно арестовать сорок девять ссыльнопоселенцев, планировавших уйти к горцам. Был задержан прапорщик сапёрного взвода и два нижних чина, служивших с ним, они готовили взрыв на пороховых складах. Также арестовали двух мелких чиновников интендантского ведомства, сбывавших казённое продовольствие на сторону. Камеры следователей были переполнены. Работа продвигалась тяжело и медленно.
Ротмистр подумывал привлечь к допросам есаула. Судя по тому, как охотно сотрудничали со следствием два пойманных им эмиссара, этот человек действительно знал толк в допросах. Булавин был уверен, что такой ценный сотрудник принёс бы огромную пользу жандармскому корпусу. Но категорический запрет самого генерала Бенкендорфа на принятие есаула на службу, разбивал все надежды в прах.
Мечты ротмистра Булавина о подполковничьих погонах и должности начальника городского жандармского управления обретали реальные очертания. Сам полковник Барович прозрачно намекнул, что приставка «исполняющий обязанности» в скором времени канет в лету. Тем более, что приказ о награждении его орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами уже лежал подписанным на столе, достойное дополнение к имеющемуся ордену Святой Анны 4-й степени. Приятно сознавать, когда усердие на службе получает высочайшее признание. Подпоручик Серов и штабс-капитан Золин удостоились той же награды, но без почетных мечей.
С истинно казённой аккуратностью Булавин не преминул доложить полковнику Баровичу о существенной помощи,
Ротмистр, следуя отработанному порядку, распорядился освободить задержанного купца, предварительно проведя с ним обстоятельную «профилактическую беседу» в лучших традициях ведомства. Для соблюдения формальностей, подпоручик Серов получил нарочито строгий выговор с выражением «полного неудовольствия начальства», тщательно отрепетированное представление, рассчитанное на возможных посторонних наблюдателей.
Параллельно, по личному указанию Булавина, штабс-капитан Золин проводил тщательную негласную проверку всего личного состава управления. Ротмистр считал своим долгом лично удостовериться в безусловной благонадежности каждого подчинённого. Малейшие сомнения в преданности или неосторожные разговоры могли обернуться внезапными кадровыми перестановками.
Всё шло по плану.
Махинации интендантских чиновников тянулись вверх толстыми, нагло переплетёнными канатами. Никто даже не утруждал себя тем, чтобы прятать концы. В расхищении казны участвовали такие высокие чины, что одно лишь упоминание их имён могло обернуться опалой, а то и гибелью для слишком любопытного следователя.
Ротмистр отлично понимал, если он начнёт действовать всерьёз, первым, кто пострадает, это он сам. Чем выше чин вора, тем вернее он отделается лёгким испугом, переведётся в другую губернию, отсидится в имении «по болезни» или, в крайнем случае, откупится частью наворованного. А вот тому, кто посмеет поднять шум, не поздоровится.
И всё же он действовал, осторожно, без лишнего шума. Собрав компромат на двух ключевых фигур, он передал всё полковнику Баровичу. Теперь оставалось ждать. Решение старшего офицера определит, станет ли это начало концом коррупционной пирамиды, или же документы бесследно канут в архивах, а сам ротмистр внезапно получит назначение куда-нибудь на край империи.
Он нервно постукивал пальцами по столу, размышляя, на чьей стороне окажется сила, справедливости или привычного молчаливого сговора.
Опыт подсказывал, что второй вариант был не просто вероятен, он был неизбежен. Стоило вырвать с корнем несколько мелких сошек, как их места тут же занимали новые, еще более алчные, еще более циничные. Пустые карманы и ненасытная жажда наживы делали их опаснее предшественников. Они уже не прятались, не дрожали от страха, они воровали с холодной наглостью, зная, что система их прикроет. Коррупция казалась бессмертной. Чем яростнее с ней боролись, тем живучее она становилась. Чиновничья гидра отращивала новые головы, а те, кто пытался рубить их, рано или поздно сами оказывались под ударом.
Булавин мрачно сжал челюсти, желваки напряглись. Эти мысли окончательно испортили ему настроение. Где-то в глубине души теплилась наивная надежда, что когда-нибудь найдётся тот, кто сумеет переломить ход этой гнилой игры. Но сегодня явно был не тот день. Сегодня он чувствовал себя ребёнком, который пытается проломить крепостную стену брошенным камешком.
Глава 15
Подготовка к моему тайному походу завершилась и мы выступили в рейд. Я пересмотрел состав отряда. Пять стрелков, отобранных Романом, три разведчика (Халид в их числе) и моя банда, всего тринадцать человек. Число тринадцать меня не пугало, даже наоборот, мне всегда везло с этой цифрой. Может, поэтому я и стал Шайтаном в этом мире.