Шайтан-звезда

Трускиновская Далия Мейеровна

– Очевидно, он научил ас-Самуди сильным заклинаниям власти, – предположил джинн. – То, что нацарапано на стенке пенала, похоже на заклинания, но на меня, скажем, эти слова в таком порядке не подействуют. Видишь ли, в самом начале заклинания важен не смысл слов, а подбор звуков – ибо звуки бывают холодные и теплые, сильные и слабые, впрочем, ты, как человек знания, должен и сам знать такие вещи…

Не досказав, джинн замолчал – и по тому, как зашевелились уши коня, Хайсагур понял, что Маймун ибн Дамдам прислушивается.

– Клянусь

Аллахом, я слышу полет! – раздалось в голове гуля.

– Кому тут летать? – удивился Хайсагур.

– Кому, как не джиннам! Может быть, это мои родственники ищут меня? – забеспокоился Маймун ибн Дамдам. – Может быть, они нашли способ открыть для меня Врата огня?

Искренне желая призвать пролетающего, как подобает благовоспитанному джинну, он обратил к темнеющему небу конскую морду и заржал самым душераздирающим образом.

Затем морда описала круг, из чего Хайсагур заключил, что поднебесный летун где-то в вышине тоже совершил круг.

– Это марид! – сообщил Маймун ибн Дамдам. – Большой марид с собачьей головой! Он снижается над Пестрым замком! Ради Аллаха, что это означает? Он опускается на башню…

Гуль, приложив ко лбу ладонь, вгляделся в очертания зубцов.

Между ними замелькали светлые одежды.

– Этот марид, покорный аш-Шамардалю, кого-то принес в замок, – продолжал Маймун ибн Дамдам. – Там несколько человек, старцев, далеко зашедших в годах… О Аллах, зачем ему тут понадобились старцы?

Хайсагур, не отвечая, сел и обхватил голову руками.

Память у него была обширная до такой степени, что извлекать оттуда воспоминание со временем сделалось сущей мукой. Дело осложнялось тем, что, помимо собственных, там оказалось полным-полно и чужих воспоминаний – ибо в голове гуля застревала вся та околесица, которой он не мог избежать, вселяясь в чье-то тело.

– Зальзаль ибн аль-Музанзиль! – вдруг воскликнул он. Но сообразить, в чьей голове выловил он это имя, Хайсагур уже не смог.

– Зальзаль ибн аль-Музанзиль? – переспросил джинн. – Он из рода правоверных маридов! Позови его, заклиная именем Аллаха, – может быть, он отзовется!

– А как мне звать его? – осведомился Хайсагур. – Должен ли я встать во весь рост и завопить во всю глотку? Тогда прежде марида меня услышат лучники с отравленными стрелами. Или у него настолько острый слух, что он разберет даже шепот?

– Сделай вот что… – Маймун ибн Дамдам задумался. – Возьми нож и очерти вокруг себя круг.

– У меня нет ножа, о несчастный, – буркнул Хайсагур, понимая, что в этом деле допустил оплошность. – Что-нибудь другое тебя устроит?

– Для круга нужно режущее лезвие.

Хайсагур почесал в затылке.

– Нейгат для обрезания каламов сгодится? – спросил он.

– Если нет ничего другого, о гуль.

Хайсагур достал нейгат и очертил неровный круг.

– Напиши изнутри круга такие слова: «Прибегаю к Господу рассвета от зла того, что он сотворил, от зла мрака, когда он покрыл, от зла дующих

на узлы, от зла завистника, когда он завидовал!» – велел джинн.

– Это слова из Корана, – заметил гуль.

– Они были прежде Корана и пророка Мухаммада, – сказал Маймун ибн Дамдам. – Многое в Коране – осколки древних знаний, сложенные заново и образовавшие иную форму. Напишешь ли ты когда-нибудь это, о сын греха? Сделай так, чтобы строка образовала замкнутый круг!

– Я сделал это, – сообщил Хайсагур.

– Теперь пиши, опять по кругу, такие слова: «Прибегаю к Господу людей, царю людей, Богу людей, от зла наущателя скрывающегося, который наущает груди людей, от джиннов и людей!»

Гуль написал концом нейгата и это.

– Будет очень удивительно, если марид разглядит сверху мою каллиграфию, – заметил он. – Пока я начну окликать и призывать его, совсем стемнеет.

– Теперь вырви волос из своей бороды, – велел джинн.

– Если ты считаешь это бородой, то вот он, волос, – усмехнулся Хайсагур, выполнив и это приказание.

– Поднеси его к моим ноздрям.

После чего в голове у гуля зазвучали слова неведомого ему языка, причем конь усердно и старательно фыркал на волос.

– Свяжи его концы так, чтобы образовалось кольцо, – сказал он наконец. – И трижды повтори имя марида, заклиная его именем Аллаха!

– О Зальзаль ибн аль-Музанзиль, во имя Аллаха, спустись сюда! – нараспев произнес Хайсагур. – О Зальзаль ибн аль-Музанзиль, ради Аллаха, появись перед нами!..

– Что ты делашь, о ишачья задница? – раздалось в голове шипенье джинна. – Повторяй одни и те же слова, ничего не меняя! Начинай сначала!

– А раньше ты не мог сказать этого, о червячий навоз? – сердито осведомился Хайсагур и принялся трижды призывать марида по всем правилам.

– О всесильный Аллах, разве ты не послал мне освобождения? – раздалось вдруг у самых ног Хайсагура. – Кто еще пытается мне приказывать?

– Я вовсе не собираюсь приказывать тебе, о почтенный Зальзаль ибн аль-Музанзиль, привет, простор и уют тебе! – торопливо опускаясь на корточки, чтобы быть вровень с собеседником, произнес гуль. – Я заклинал тебя именем Аллаха, чтобы ты уделил мне немного времени для беседы, а что до приказов – клянусь Аллахом, я не имел такого намерения!

По ту сторону круга сгустился черный комок, величиной не более тюрбана, в глубине которого Хайсагур увидел два близко посаженных красных глаза.

– Поздравь его с освобождением, о несчастный, – подсказал Маймун ибн Дамдам.

– Я приветствую тебя в день твоего освобождения, о могучий и славный марид, – решив, что лестью этого дела не испортишь, продолжал гуль. – Я ведь не маг, которому непременно нужно кем-то повелевать. Я гуль из рода горных гулей, мое имя – Хайсагур, и если ты во имя Аллаха милостивого, милосердного, ответишь на мои вопросы, это тебе зачтется. Я прошу тебя о милости – а решение принадлежит тебе.