Шайтан-звезда
Шрифт:
– Вот он, клянусь Аллахом, вот он, проклятый Барзах, да не носит его земля и да не осеняет его небо! – и Салах-эд-Дин принялся осыпать бывшего наставника наидиковиннейшими проклятиями.
Абу-Сирхан хмуро следил за ним, держа руку на луке седла, где висели свернутые кольцами веревки, управляться с которыми он умел отменно.
Абу-ш-Шамат соскочил с коня и приветствовал Барзаха и Хашима с немалым достоинством. Передавая его аль-Мунзиру, Джудар ибн Маджид особо отметил его хитрость в переговорах. И, судя по размеренным жестам собеседников, можно было предположить, что они понемногу приходят
В это время круг снова распался и выпустил разъяренную Шакунту. Она торопливо зашагала к Барзаху и Хашиму, размахивая своими смертоносными куттарами, ремни от которых волочились за ней по земле.
– Нет и не может быть соглашений! – крикнула она. – Ребенок – наш, я заплатила деньги за то, чтобы эти люди нашли его для меня! И если вы, о несчастные, попытаетесь договориться о его продаже, этот день будет для вас последним!
Барзах и Хашим шарахнулись от нее.
– О госпожа! – первым опомнился Хашим. – Никто и не говорит о продаже ребенка! Этот разумный человек, посланец своего повелителя, предлагает нам объединиться на время пути, и вместе привезти мальчика в Хиру, а там ты и только ты вручишь его аль-Асваду и получишь награду за него…
– Обман и предательство, клянусь Аллахом! – воскликнула Шакунта. – Эти люди воспользуются тем, что мы лишились части наших бойцов, и убьют нас в пути, и завладеют ребенком!
– Все обстоит как раз наоборот, о владычица красавиц! – обратился к ней перепуганный Барзах. – С таким числом людей странствовать в этих местах опасно. Нас чуть больше двух десятков, их всего десятеро! И неизвестно, когда к нам присоединится предводитель айаров вместе с теми, кто ушел с ним! Если мы поедем в Хиру двумя маленькими отрядами, мы непременно столкнемся по очереди с большим отрядом айаров и нас перебьют! Если же объединимся, то в этом будет наше спасение! Или же эти люди, а они испытанные бойцы, не договорившись с нами, поедут за нами следом, и найдут против нас хитрость, и отнимут у нас ребенка!
– Лучше иметь противника перед собой, чем у себя за спиной, о госпожа! – подтвердил Хашим.
– Хорошо, прекрасно, о малодушные! – возмутилась она. – Этот посланец уже успел оплести вас! А знаете, кого я разглядела в их отряде? Салах-эд-Дина, этого взбесившегося пса и опаршивевшего волка! Слышишь, о Барзах? Он затеял всю эту погоню лишь для того, чтобы свести с тобой счеты, клянусь Аллахом!
И она обратилась к Абу-ш-Шамату:
– О посланец, давай решим этот спор, как подобает мужам, испытавшим жар и холод сражений! Нам незачем путешествовать вместе с вами, ибо скоро к нам присоединится предводитель этих молодцов, воин, подобный пылающей головне! Но, поскольку вы будете настаивать на своем, то давайте устроим поединок, и пусть выйдет сильнейший из вас и сильнейший из нас! Если ваш боец повергнет наземь нашего – то мы отдадим вам ребенка! А если победа достанется мне – вы уйдете своей дорогой и никогда больше не окажетесь на нашем пути!
– А разве ущербные разумом мерятся силами с воинами? – крайне удивился Абу-ш-Шамат. Тут же ему пришлось пожалеть о своих словах. Шакунта, подскочив к нему, замахнулась, как бы собираясь отвесить оплеуху. Он удержал ее руку, и совершенно напрасно – шагнув вперед
Аль-Катуль, державший лук наготове, спустил стрелу.
Стрела вонзилась в тюрбан присевшей Шакунты и сбила его.
– О ущербная разумом! – с восхищением провозгласил аль-Куз-аль-Асвани. – Нет равных! Клянусь пепел, соль, иль-Лат, Аллах, порази в печенку!
Он схватил за руку Абу-ш-Шамата и рывком поставил его на ноги.
В это же время среди отряда аль-Мунзира произошла короткая, но яростная стычка. Увидев, что вытворяет Ястреб о двух клювах, Салах-эд-Дин, утратив соображение, подбоднул коня стременами и кинулся было в бой с Барзахом и Шакунтой, но был удержан бдительным Абу-Сирханом.
– Никуда ты не поедешь, о мерзавец! – внушительно рявкнул прямо ему в ухо Абу-Сирхан, удерживая его при этом за кольчужный ворот. – Дай людям договориться мирно, иначе я откручу твою дурную голову и скормлю ее шакалам!
При этом он теснил своим конем коня Салах-эд-Дина, а с другой стороны Абу-Сирхану пришел на помощь Джеван-курд, так что они вдвоем удержали не в меру пылкого бойца.
Не успел Джеван-курд возвести родословную Салах-эд-Дина к верблюдам и ишакам, как подъехали Абу-ш-Шамат и аль-Куз-аль-Асвани.
– О господин, эта бешеная предложила поединок и собирается сражаться сама! А с нашей стороны она требует наилучшего из бойцов! – сказал Абу-ш-Шамат. – Если бы не она – мы бы договорились, клянусь Аллахом!
– Разве мало нам было одной ущербной разумом, из-за кого мы терпим бедствия и тяготы странствий?! – яростно воскликнул аль-Мунзир, и всем стало ясно, что речь идет об Абризе. – Наилучший из наших бойцов – я сам! Я скручу ее, и притащу сюда за косы, и это дело решится только так, и не иначе, если она сама того желает!
– И если будет угодно Аллаху, – добавил мудрый Хабрур ибн Оман. – Но я бы выставил против нее вот этого бойца.
Он указал на Салах-эд-Дина, воюющего с Абу-Сирханом и Джеваном-курдом.
– А если она его одолеет? – усомнился Джабир аль-Мунзир.
– То мы избавимся от смуты и беспокойства в наших рядах.
– Что же будет с ребенком?
– То же, что было бы, если бы мы их не нагнали. Ведь она собиралась везти его к аль-Асваду – а мы сами добивались лишь того, чтобы он в конце концов оказался в Хире, не так ли? Просто мы, как и советовал Абу-ш-Шамат, неторопливо поедем следом, а заодно разберемся, как вышло, что она распоряжается теми несчастными детьми, с которыми Джейран освободила аль-Асвада.
– Будь по-твоему, – несколько успокоенный этой речью, ответил аль-Мунзир. – Отпусти его, о Абу-Сирхан. Если ему угодно воевать с ущербными разумом – пусть сражается!
– Ты не знаешь, что это за порождение шайтана, а я видел ее в схватке! – с этими словами Салах-эд-Дин стряхнул с себя руку Абу-Сирхана и помчался к Шакунте, которая ждала его с гордым видом, а Барзах торопливо приматывал ей поручи куттаров длинными ремнями.
Когда Салах-эд-Дин был уже совсем близко, Шакунта оттолкнула Барзаха и протянула к Салах-эд-Дину руку, продолжением которой был широкий и двуострый клинок.