Шекспир. Краткая документальная биография.
Шрифт:
Два месяца спустя Андерхилл умер в Филонгли, не подалеку от Ковентри, после того, как устно завещал "все свои земли" своему первенцу Фалку. В 1599 г. Фалк, не достигший совершеннолетия, был повешен в Уорике за отравление своего отца. Суд конфисковал имущество семьи Андерхилл за уголовное преступление, однако вновь вернул его младшему брату Фалка, когда тот в 1602 г. достиг совершеннолетия. Во время ноябрьской судебной сессии того года Геркулес Андерхилл заверил продажу Нью-Плейс Шекспиру, заплатившему предписанный сбор, равный 1/4 годового дохода со стоимости имущества, чтобы закрепить за собой право владения.
Купленный Шекспиром дом был в Стратфорде вторым по величине {Самым большим было старое здание духовной общины (собственность короны), отданное - в 1596 г. в аренду Томасу Комбу.}. Его передний фасад, выходивший на Чэпел-стрит, был длиной 18 метров, боковой фасад (вдоль Чэпел-Лейн) здания достигал 21 метра в длину, высота дома была более 8 метров в северной части, которая граничила со строением, известным с 1674 г. как Нэш-Хаус. Зимой Нью-Плейс согревали не менее десяти каминов, а комнат в нем, видимо, было больше, чем каминов, ибо последние были облагаемой налогом роскошью.[13.23] В XVIII в. Джордж Вертью сделал пером две зарисовки шекспировского дома в том виде, в каком, возможно, кто-либо из потомков сестры поэта, Джоан Харт, помнил его. На одном
Шекспир переехал в Нью-Плейс в конце 1597 г. или по крайней мере в начале следующего года. Дата известна, поскольку в ежегодном обследовании наличия пшеницы и солода, проводившемся 4 февраля 1598 г., он занесен в опись как постоянный житель Чэпел-стрит, на которой расположен Нью-Плейс. В этой описи сказано, что он является владельцем десяти четвертей (четверть равна 80 бушелям), скорее всего, солода; это явствует из других записей, сделанных в ходе обследования, и по итоговой записи. Три следовавших одно за другим дождливых лета привели к нехватке зерна, резкому повышению цен и (неизбежно) к созданию тайных запасов пшеницы и солода. Отцы города постановили тогда ограничить количество солода, которое каждая семья могла запасать для изготовления пива. (Изготовление пива, как уже говорилось, было главным предметом производства Стратфорда) Десять четвертей, имевшихся у Шекспиров, составляли нормальный запас. Из их тринадцати соседей по Чэпел-стрит двое запасли больше: Томас Диксон и школьный учитель Эспинел. Томас Люси из Чарлкота, отмеченный в списке как "не принадлежащий к общине", припрятал больше всех шестнадцать четвертей в амбаре Ричарда Диксона и двенадцать с половиной у Абрахама Стэрли, о котором мы еще услышим.
Дом, охарактеризованный пятьдесят лет назад как обветшалый, был отремонтирован новым владельцем. В своем издании сочинений Шекспира 1733 г. Льюис Тиболд, знавший Хью Клоптона (одного из потомков того, кто построил Нью-Плейс), сообщает, что Шекспир "восстановил и перестроил его по своему усмотрению". В 1598 г. корпорация уплатила "г-ну Шекспиру" (Shaxspere) десять пенсов за некоторое количество камня, и этот камень клоптоновского дома она использовала (что было особенно уместно) для починки клоптоновского моста. Смысл записи не совсем ясен - за отсутствием личного имени можно допустить, что здесь упомянут отец драматурга, однако, вероятнее всего, этот камень остался после ремонта Нью-Плейс.
Что думали соседи-горожане об известном драматурге из труппы лорд-камергера и вызывавшем восхищение певце любовного томления, который каждый год какое-то время жил среди них? Вероятно, их не очень интересовали его пьесы и стихи. Иначе относились они к его деловым успехам; они видели в Шекспире человека проницательного в практических вопросах, к которому можно обратиться при необходимости за солидной ссудой при достаточной гарантии возврата долга. Именно так относилось к нему семейство Куини. Вскоре после того, как Уильям Шекспир купил дом в Стратфорде, Адриан Куини, старый сосед и коллега Джона Шекспира по ремеслу, сообщил Абрахаму Стэрли, что хозяин Нью-Плейс, возможно, предполагает сделать некоторые капиталовложения. Этот Стэрли был родом из Вустера. Он учился в Куинз-Колледже Кембриджского университета и, прослужив некоторое время у сэра Томаса Люси, переехал в Стратфорд, где весьма преуспел: в 1596/97 г. он был бейлифом. 24 января 1598 г. Стэрли писал Ричарду Куини, находившемуся тогда в Лондоне: "Сдается ему [Адриану Куини], что наш земляк г-н Шекспир не прочь потратиться на покупку пары ярдлендов земли либо возле Шотерн, либо поблизости от нас; он [Куини] считает, что было бы в самый раз посоветовать ему обратить внимание на наши десятинные земли". Покупка этих земель, помимо прямого дохода, могла принести и дополнительные выгоды. Может быть, стратфордские соседи предполагали, что Шекспир, подписывавшийся теперь как джентльмен, живо заинтересован также в дальнейших приобретениях для упрочения своего положения? Во всяком случае, хотя они и соблазняли его покупкой земли, а также правом на сбор десятины, он не был еще готов к тому, чтобы ухватиться за это предложение. Пока еще не был.
Наступил октябрь, и Ричард Куини вновь оказался в Лондоне, на этот раз с тем, чтобы ходатайствовать перед Тайным советом о предоставлении корпорации хартии на
Отчего же он его не отправил? Возможно, Куини решил встретиться с Шекспиром лично или наш драматург навестил своего земляка в гостинице "Колокол" возле собора св. Павла. Выдающийся знаток биографии Шекспира Джозеф Куинси Адамс приходит к такому заключению:
"Мы не знаем, как они встретились, но известно, что Шекспир охотно согласился ссудить деньги, ибо в этот же день Куини сообщил об этом в письме своему шурину".[13.25] Но рассуждать так - значит принимать возможность за свершившийся факт. Куини действительно написал в этот день письмо; 4 ноября Стэрли, упоминая об этом письме, сообщал, что "наш земляк г-н У. Шекспир готов обеспечить нас деньгами, - однако он тут же замечает, - чему я был бы очень рад, зная, когда, где и как он это сделает, и я прошу, не упускайте этой возможности; если условия будут достаточно приемлемы".[13.26] Эти слова не дают основания полагать, что дело было завершено. Примерно в. то же самое время Адриан Куини советует своему сыну и компаньону Ричарду, если тот будет вступать в сделку с Шекспиром или занимать у него деньги, закупить в Ившэме некоторое количество вязаных чулок для их мелочной лавки. Такой совет скорее относится к какой-то коммерческой сделке, а не к упомянутой ссуде. Мы не знаем, помог ли Шекспир Ричарду Куини, хотя очень похоже, что помог. Далее все сложилось удачно. Королева в конце концов согласилась сделать послабление "этому городу, дважды пережившему бедствия и почти уничтоженному пожаром", и казначейство покрыло лондонские расходы Куини. Куини и Шекспиры по-прежнему сердечно относились друг к другу; сын Ричарда Томас женился на младшей дочери Шекспира, хотя этот союз (как выяснилось позже) не был удачным.[13.27]
Одни женились, другие умирали. В марте 1601 г. умер Томас Уиттингтон, бывший пастухом у Хетеуеев; он оставил завещание, где упомянуты 40 шиллингов, которые ему задолжали Шекспиры.[13.28] Сентиментальные биографы вообразили себе Унттингтона прототипом великодушного пастуха, вроде верного Адама из "Как вам это понравится", помогавшего Энн и одалживавшего ей деньги, в то время как ее муж был занят сочинением пьес в равнодушной столице; однако эта сумма равным образом могла быть невыплаченным Уиттингтону жалованьем или сбережениями, отданными им на хранение. 8 сентября 1601 г. Джон Шекспир был похоронен на кладбище при храме св. Троицы. За отсутствием какого-либо завещания сдвоенный дом на Хенли-стрит должен был перейти к его старшему сыну Уильяму. Несомненно, Мэри Шекспир осталась жить в доме, где она уже прожила более полувека. Кое-кто из детей и внуков остался с ней; дочь Джоан, вышедшая замуж за шляпочника Харта, тоже жила в этом доме со своей растущей семьей. Вдова прожила еще семь лет. 9 сентября 1608 г. в стратфордской приходской книге сделана запись о погребении "Мэри Шекспир, вдовы".
Сохранившиеся сведения мало что сообщают о том, как Шекспир проводил время за пределами Лондона. В сухой юридической манере документов фиксировались незначительные споры из-за денег, разбиравшиеся в суде. Скажем, человек, у которого солода было больше, чем требовалось для домашнего пивоварения, давал порой несколько бушелей в долг и, когда ему вовремя не платили по счету, обращался в суд. В этом отношении Шекспир ничем не отличался от остальных. Весной 1624 г. он (или кто-либо из его домашних) продал соседу Филипу Роджерсу двадцать бушелей солода, а 25 июня одолжил ему 2 шиллинга. Роджерс был аптекарем и торговал элем, имея на то официальное разрешение, а также лекарствами и табаком; мы знаем, что он торговал своими напитками на Чэпел-стрит и Хай-стрит, неподалеку от Нью-Плейс. В целом его долг Шекспиру едва превышал 2 фунта стерлингов, из которых 6 шиллингов Роджерс вернул, после чего за ним осталось 35 шиллингов 10 пенсов. Через своего юриста Уильяма Тесерингтона Шекспир привлек Роджерса в суд письменного производства, заседавший раз в две педели под председательством бейлифа, где слушались дела о долгах, не превышавших 30 фунтов. Истец требовал свои 35 шиллингов 10 пенсов плюс 10 шиллингов в возмещение судебных расходов. Что постановил суд, неизвестно.
Это был не единственный случаи, когда поэт предъявлял иск. Через несколько лет в том же самом суде он добивался взыскания 6 фунтов стерлингов плюс возмещения судебных расходов с Джона Эдинбрука. Возможно, это был тот самый Эдинбрук, который продавал лицензии на изготовление крахмала в Уорикшире около 1600 г. Разбирательство по этому иску тянулось почти год - с 17 августа 1608 г. до 7 июня 1609 г., и после него осталось большое число малоинтересных протоколов. Суд с посыльным направлял ответчику судебную повестку. Затем составлялся список присяжных. Далее ответчику приказывалось предстать перед судом, и суд присяжных выносил решение в пользу истца. Затем вновь суд приказывал Джону Эдинбруку явиться, чтобы наконец удовлетворить иск Уильяма Шекспира, заплатить долг и возместить убытки. И наконец, когда тот не являлся, суд обращался к поручителю Эдинбрука, Томасу Хорнби, чтобы тот объяснил причину неуплаты 6 фунтов и 24 шиллингов, составлявших сумму долга и убытков. Хорнби был кузнецом (так же, как и его отец) и торговал элем в пивной на Хенли-стрит. Удалось ли Шекспиру взыскать эту сумму, в документах не зафиксировано. Его настойчивость может поразить наших современников, показавшись бессердечной, однако действия Шекспира были обычными в эпоху, когда не существовало кредитных карточек, овердрафта или инкассирующих учреждений.[13.29]