Шел старый еврей по Новому Арбату...
Шрифт:
– Ни в коем случае! Двери не запирать. Телефоны не занимать. Мозги не засорять. Как поступит указание, чтобы сразу!..
Убежали вскачь. За дальнейшими указаниями.
Строился возле песочницы народ.
Вышагивал перед шеренгой полководец-флотоводец, выкрикивал зычно:
– С песнями! На прорыв! И шагом! И марш!
Зашлепали теплыми ботинками с мягкими стельками. Запечалились вразнобой:
– Матушка-голубушка… Что во поле чистом?..
– Отставить! – гаркнул полководец. – Давно сортир не
Пристукнули дружно стариковской обувью, заголосили лихо:
Ты не топай ногой –
Я не лягу с тобой…
Ушагали за поворот.
– Куда теперь? – спросил Штрудель. – Не пора ли назад, за угол?
Петух возразил на это:
– Не торопи судьбу, друг мой, не потеряй то, чего не приобрел. Еще усядешься у городских ворот Штруделиополя, пойдут к тебе за советом-утешением.
– Не хочу у ворот… Домой хочу, на кровать.
Запричитал:
– Где ты, моя квартирка однокомнатная, санузел совмещенный, постель неприбранная; где ты, выемка моя в матраце, – ради чего, скажите? Ну, ради чего?..
Петух не снизошел с ответом. Лишь произнес задумчиво, заполняя ведерко песком:
– "Не тужи на чужбине: нет чужбины для мудрого".
– Это мы доложим… – эхом откликнулся Сиплый
– Это – непременно… – откликнулся Сохлый.
2
А неподалеку.
Совсем неподалеку.
Расположились на скамейке двое, поссорившиеся навеки.
Седые. Благообразные. С непомерным к себе уважением.
Шелестели газетами.
Взблёскивали стеклами очков.
– Читали уже? Про мышей и змею?
– В моей газете этого нет.
– Это напечатано во всех газетах.
– Во всех, кроме моей.
– Вы покупаете не те газеты.
– Вы покупаете – те.
– Я – те. А вы – не те. Будете слушать или нет?
– Приходится.
Зачитал с выражением:
– "В террариуме австралийского зоопарка жила ядовитая змея тайпан из семейства аспидов. Ей поставляли белых мышей, которых она заглатывала, однако недавно развернулись события, крайне удивившие смотрителей зоопарка. Выпущенные в террариум белые мыши отказались исполнять роль пищи, смело атаковали и покусали змею, после чего она погибла". Как вам это нравится?
– Любопытно.
– Любопытно?.. Мыши убили змею, – вы понимаете, что это такое?
Пауза.
– Да, да, это ненормально.
– Ненормально? И всё?.. Мыши – тайпана, кролик – удава, заяц – волка, корова… Редактора газеты, наверно, уже уволили.
– А за что?
– Не будьте наивным.
Пауза.
– Вы думаете?
– Я уверен. Ну, случилось… Ну, напали… Так напиши по-человечески: "Выпущенные в террариум белые мыши смело
– Но это же не…
– Это же – да. Они ее один раз покусали, а она их – изо дня в день. Почему об этом ничего не писали?
Пауза.
– Опровержение?
– И немедленно. Крупным шрифтом.
– В редакцию?
– В дирекцию. Пусть узнают все мыши, как было на самом деле.
– Правильно. И подпишемся: "Возмущенные змеи".
– Нет. "Возмущенные мыши"…
Зашевелились кусты за скамейкой. Высунулся наружу винопивец с помятым лицом, замшелый, отсыревший за ночь, произнес с придыханием:
– Вас интересуют рептилии? Это замечательно. Моя тема.
Мужчины занервничали. Седые и благообразные.
– Кто таков?
Ответствовал с поклоном, отчего развалились на стороны пряди спутанных, немытых волос, осыпались с них травинки-листики:
– Перед вами композитор. Довольно известный.
– Отчего в кустах?
– Исключительно для творческого уединения.
– Что сочиняете, композитор? Сонаты, симфонии с ораториями?
– В данный момент – мелодию для кобры.
– Для кобры?
– Для нее. Завершаю мелодию для кобры с оркестром. Чтобы выманивать из корзины на арене цирка. Напеть основную тему?
– Не стоит. Да и кобры нет поблизости.
– Тогда одолжите немного. На вдохновение.
Получил пару тугриков и удалился с благодарностью. В прежнее лежбище.
Мужчины помолчали, потом один из них произнес задумчиво:
– Кобра? При чем тут кобра? Да еще в кустах...
Другой вскричал неслышно:
– Он услышал про наши намерения, он и донесет!
– Мы же не против, – возразил его сосед. – Мы – за. "Возмущенные мыши".
– Без одобрения свыше и за – это против.
– Думаете?
– Уверен.
– Тогда так. Вы меня не видели.
– Я вас не знаю.
Разошлись в разные стороны.
Поспешно и навсегда.
3
Они сидели в песочнице посреди детской площадки, лепили куличики.
Лепили и рушили. Рушили и лепили заново.
Подошла мама с ребенком, сказала без симпатии:
– Потеснились бы. Мальчику тоже хочется поиграть.
Мама была хоть куда. В силе. В теле. В естестве женских прелестей и неутоленных потребностях, отчего подрагивали колени и блузка на груди.
Петух оглядел ее, выразился со знанием дела:
– Лучшие девы – они не здесь. Луноликие, с похвальным старанием – обитают в тех краях, куда тебе, Штрудель, нет доступа. Всем хороши, только прическу берегут в постели. Укладка – она денег стоит.
– Что бы ты понимал в девах… Какая перед нами стать! Какие откровения!
– Охладись, Штрудель. Внемли мудрому совету: женолюбие – преграда на пути к величию.