Шелест алой травы
Шрифт:
Поэтому я действовала решительно и не раздумывая. Из-за моей спины взметнулись цепи и ударили прямо сквозь стену — туда, где ярким огнём горел костёр сильной чакры. Мне не надо было даже смотреть, попала ли я или нет, поэтому некоторое время я потратила, осматривая окрестности. Но нет, противник был один и его чакра быстро угасала. Мне следовало поторопиться, если я хочу задать ему пару вопросов, например, о силах, брошенных против меня, и о том, что именно рассказал ему Седьмой. В то, что кто-то случайно заглянул глубокой ночью к одному из высокопоставленных
Ну а впрочем, даже если я не успею — ничего страшного. Мне просто нужно будет кутаться в Тотон но дзюцу, скрывать чакру и избегать столкновений со скоплениями противника. Легче лёгкого.
Подчиняясь моей воле, каменное кольцо вокруг меня осело и распалось. Я неторопливо двинулась ко всё ещё живому противнику, но стоило взглянуть ему в лицо, как все известные мне проклятья сами выскочили на язык. Со всей возможной скоростью я подбежала к умирающему врагу и, даже не пытаясь воспользоваться дзюцу, всунула предплечье в его приоткрытый рот и ударила снизу по челюсти.
Ощутив, как чакра вытекает привычным потоком, я глубоко вздохнула и расслабилась. После экстренных мер началась более спокойная работа — мои ладони, окутанные нежным зелёным сиянием, легли туда, где всего лишь несколько секунд назад змеились золотые цепи. На живот, на грудь, и лишь когда страшные раны окончательно затянулись, явив неповреждённую кожу — на плечо противнику.
— Почему ты меня спасла? — открыл глаза он.
— Потому что ты, Муку — болван! — отрезала я.
Кто бы мог подумать, что сын Седьмого — и есть лучший и до недавнего времени единственный друг Рьюзецу? Интересно, она знала, что мне придётся столкнуться с Седьмым, или же это была удачная догадка?
Ты задаёшь себе не тот вопрос, Помидорка-чан. Главное, о чём тебе следует задуматься, так это что, демоны, теперь делать? Ты убила отца лучшего друга одного из самых дорогих тебе людей.
* * *
Пока я предавалась моральным терзаниям (не забыв, впрочем, парализовать этого засранца), он постепенно приходил в себя от ранения. Когда к нему вернулась способность соображать, первые слова, что я услышала, были:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
А он молодец! Не стал сыпать банальностями, типа: «зачем ты убила моего отца?», «ты убила моего отца!», «ты действительно убила моего отца!», «сука, у меня был отец, и ты его убила!». Не в его положении раскидываться оскорблениями и угрозами, а на действительно важные вопросы противник добровольно ни за что не ответил бы.
— Обещаешь, что не будешь делать глупостей? С той же лёгкостью, что я даровала тебе жизнь, могу и забрать обратно.
Он неуверенно кивнул. Я решила, что это твёрдое «да», поэтому убрала руки с его груди и вернула засранцу возможность двигаться, до звона в голове вслушиваясь в его чакру, в любую попытку атаковать.
Видимо Муку понимал, насколько неравны наши силы (я, кстати, в этом не была уверена), раз я справилась с таким монстром, как его отец. Поэтому мы спокойно вышли в соседнюю комнату, оставив трупу Седьмого
Комната, в которой мы находились, была оформлена в традиционном стиле — светлые стены и тёмное дерево, свитки с мудрыми изречениями на стенах, сёдзи и татами. Он подошёл к столу, и сел, глядя на меня, в идеальную сейза. Быстро же ты оправился, говнюк!
Ну, в состязании «кто лучше выпендрится» с недавних пор превзойти меня очень трудно. Хенге — дзюцу, зависящее от воображения. С чем-чем, а с этим у меня всё в порядке. Даже не складывая Ин, я сменила одежду на нечто, более подходящее случаю — кроваво-красное кимоно с белым камоном моего клана на спине и напротив сердца. Затем, демонстративно вытянув руку, я сформировала из чакры массивный деревянный стул и величественно на него уселась. Вот так, получи засранец!
Если говорить откровенно, я просто ничего не понимала во всех этих этикетах, да и сидеть в сейза долго просто не смогла бы, а затёкшие ноги — не то, что нужно куноичи, находящейся в окружении врагов.
— Итак, Муку. Ты спрашиваешь, откуда я знаю твоё имя? Это хороший вопрос, но сначала я хочу рассказать тебе, почему ты остался сиротой.
Его лицо скривилось, словно от боли. О, как же я понимаю твои чувства!
— Ты всегда думал, что твой отец был замечательным человеком — сильным, храбрым, пусть и суровым, но очень любящим.
Его чакра показывала, что каждое моё слово попадало в цель.
— Для меня же он был величайшим подонком, воплощением всего мерзкого и грязного, что есть в мире. Одним из отвратительных рабовладельцев, которые обрекли женщину на двенадцать лет жизни в боли и унижениях. Медленно убивающих её, забирающих по капле её жизнь. Жалких трусов, испугавшихся силы её крови, и одновременно жадных мразей, не желающих с этой кровью расстаться.
— Неправда! Мой отец был всегда сильным и отважным! Он не боялся ничего! Он хотел только блага для нашей деревни!
— О, да, деревня! Всегда эта проклятая деревня! Что же, тебе будет полезно узнать немного правды.
Мне давно хотелось выговориться, выплеснуть накопившуюся боль. И посторонний человек, тот, кого я либо никогда не увижу, либо при следующей встрече убью (если он, конечно, не убьёт меня), подходил ничем не хуже кого-либо другого. Возможно, он поймёт мои мотивы, те чувства, что двигали меня вперёд. Но я не обольщалась, ведь перед ним сидела убийца его отца, человек, забравший свет из его жизни.
Муку слушал очень внимательно. Он хмурился, тяжело недовольно дышал, скрипел зубами, сжимал и разжимал кулаки. Видимо правда о месте, где он родился и вырос, правда о человеке, которого он считал образцом и примером для подражания, ему крепко не нравилась. Я, конечно же, не стала рассказывать о своём пути к силе, о людях, что протянули руку и помогли мне стать той, кем я являюсь. О событиях Северной Крепости я тоже помянула вскользь, сказав только, что побывала там.
— Тебе, наверное, интересно, для чего я тебе всё это рассказываю?