Шепот
Шрифт:
– А когда люди объединяются в семью, живут в одном и том же доме, они каждый день сталкиваются с этими различиями. У меня дома Джози думает, что я неряшливый, и я такой и есть. У меня на одежде и в карманах полно древесной стружки. Я прихожу домой, сажусь на диван и оставляю стружку между подушками. Джози этого не выносит. Поскольку я не считаю, что диван – это настолько уж важная вещь, то мне кажется, что Джози поднимает слишком много шума, но она считает наоборот и думает, что и я должен понимать, насколько диван важная штука.
Он остановился, сдвинув брови, и строго оглядел их.
– И каждый из вас здесь находящихся делает вещи, которые другие не могут выносить. – Он поднял руку, словно предупреждая чью-либо попытку заговорить. – Нет, я не жду откровений. Я просто хочу выразить свою позицию. Энни, ты понимаешь, в чем заключается моя позиция? Я имею в виду, почему мы с Джози не таскаем друг друга за волосы из-за стружек? Или почему никто из нас не убегает из дома?
Энни несмело улыбнулась.
– Это смешит тебя, не так ли? Ответь мне. Почему, по-твоему, мы так не поступаем?
– Я полагаю, – слабым голосом сказала она, – это потому, что вы любите друг друга.
– Ты правильно предположила, Энни. Ты говоришь, твой отец «противный». Но если он иногда и говорит неприятные вещи, то он также говорит и очень хорошие вещи, правда? И также делает хорошие вещи. – Не получив ответа, Брюс настойчиво повторил: – Ну, давай. Ведь правда?
– Я думаю…
– Эх, Энни, ты это знаешь. Я достаточно часто бываю здесь. Я видел, как вы вместе играли на пианино в четыре руки, и это прекрасно. Я видел, как он учил тебя играть в теннис, и я встречал вас по субботам в библиотеке, когда вы выбирали книги. Неужели, по-твоему, он делает все это, потому что он «противный»?
Линн редко приходилось слышать, чтобы Брюс говорил так долго и с такой убедительной силой; он был известен своей лаконичностью. Когда они собирались вместе, именно Джози, серьезная и положительная, вела беседу.
– Ты утверждаешь, что он часто ругает тебя. Но, Энни, что ты можешь с этим поделать? Вряд ли он изменится. Люди редко меняются, Энни. Большинство из нас остаются такими, какими они были сотворены. Поэтому побеги из дома делу не помогут. Это твой дом, здесь твоя мать, здесь твоя сестра. И ты должна преуспеть именно здесь.
Эмили смотрела прямо перед собой. Ее лицо носило следы печали, приоткрытые губы сложились в усталую складку. Какие мысли прочертили эту морщинку на ее лбу? Действительно ли Брюс имел в виду то, что говорил, думала Линн.
– Все возвращается к любви, как ты только что сказала обо мне и Джози. Ты должна помнить, что люди ругаются, кричат, но все-таки любят. Твой отец любит тебя, Энни. Он все сделает ради тебя. Всегда думай об этом, даже если иногда это очень нелегко. Попытайся не давать словам ранить тебя, даже если они кажутся несправедливыми, а иногда и являются несправедливыми. Если иногда он разговаривает грубо и резко, что ж, это его
Все это время Брюс стоял на ногах, но теперь он сел, вытирая лоб, словно проделал тяжелейшую работу. И опять Линн заметила, как влажно блеснули стекла его очков. Сегодняшний день, подумала она, мне бы хотелось позабыть. Это несчастный день, однако Брюс вложил в него частицу своего сердца.
– Я подумал, – медленно проговорил он, обращаясь как к Энни, так и к Линн, – может, Энни неплохо было бы поговорить с кем-нибудь, когда она опять почувствует беспокойство? Есть доктор Миллер, приятель Джози…
– Это могло бы здорово тебе помочь, Энни, – поддержала Линн. – Я согласна с дядей Брюсом.
Энни немедленно запротестовала:
– Нет! Я знаю, что вы имеете в виду! Психолога. Я все знаю об этом, и не пойду, не пойду! Нет, нет, нет!
Линн ждала, что ответит Брюс. Казалось абсолютно естественным предоставить решение ему. Он мягко проговорил:
– Тебе не нужно решать сию минуту. Просто хорошенько обдумай это и, когда передумаешь, дай знать своей маме.
– Я не передумаю, – заявила Энни.
Этот протест звучал очень похоже на Роберта. Любопытная мысль. Хотя, если бы Энни согласилась, стала бы неминуемой стычка с Робертом и категорическое возражение с его стороны, которым почти невозможно пренебречь. Однако, подумала Линн, если возникнет такая необходимость, я этим пренебрегу.
– Ну хорошо, хорошо, – сказал Брюс. – Никто не собирается ни к чему тебя принуждать. Ты дома, и ты рада этому. Твоя семья не может без тебя, Энни. Даже мы с тетей Джози не можем. Мы целиком зависим от тебя по утрам в воскресенье, когда ты помогаешь нам возиться с мебелью.
Брюс работал над проектом ремонта старой мебели для неимущих, мирный проект, который не встретил одобрения. И, как часто случалось, Линн опять вспомнила старое выражение своего отца: «Он соль земли».
Пламя постепенно превратилось в кучу белого пепла, но его жар только еще начал угасать. Брюс стоял перед камином, протянув руки к его теплу. Странная мысль вдруг пришла в голову Линн: «А что, если я сейчас встану и обниму его? Что за причуда! Я что, с ума сошла? Ради всего святого, этот мужчина – муж Джози. А я – жена Роберта. И именно Роберта я люблю».
Вслух же она весело произнесла:
– Вы голодны, что бы вы мне ни говорили. Побудьте здесь минутку. Я приготовила овощной суп сегодня днем, пока вас ждала.
– Что бы там ни было, звучит неплохо, – признал Брюс, – еда в самолетах оставляет вас голодными.
Они устроили небольшое пиршество на кухне – суп с гренками, блюдо горячих фруктов и тарелка шоколадного хвороста. К удивлению Линн, Энни отказалась от печенья. Могло ли это быть оттого, что раз сладости предлагаются открыто и без ограничения, Энни не хочется их так сильно, как когда в них отказывают? Надо бы это обдумать.