Шесть черных свечей
Шрифт:
— Эта девушка, она из нашего прихода?
— Стейси Грейси, отец, — говорит матушка.
— А! Эта юница. Меня предупреждали насчет нее.
— То есть как? — интересуется матушка.
Сестрам тоже любопытно. Вообще разговор становится все интереснее и интереснее.
— Еще до моего прибытия в приход. Мой предшественник, отец… отец…
— Куни, — подсказывает Старая Мэри.
— Да, да. Ларри. Отец Ларри Куни.
— Известная в наших краях поблядушка, эта самая Стейси Грейси, — объясняет Старая
Бойль, мягко говоря, неприятно поражен. Впрочем, не в последний раз за этот вечер.
— Прошу прощения за мой французский, отец, — извиняется Старая Мэри.
— Эту курву в городе кличут «Братская Могила», отец, — сообщает Джедди.
Бойль смущен. Ему хочется чем-то занять свои руки. Они такие же люди, как и все мы, священники-то, и, попав в затруднительное положение, тоже вертят в руках какой-нибудь предмет. Вы когда-нибудь видели священника на алтаре с пустыми руками? Он обязательно что-нибудь тискает: Библию, потир, облатку, кадило, четки. И так до бесконечности.
Взгляд Бойля зацепляется за пламя в камине. Вот и возможность повернуть разговор и выйти из неприятной ситуации.
— Красиво горит, — произносит священник.
Тут в глаза ему бросается куча барахла у камина. Отец Бойль нагибается и поднимает с пола какую-то вещь. Теперь есть что повертеть в руках. Здесь, у пылающего камина, он чувствует себя сильнее и выше любого мирянина, как тому и быть надлежит.
— Что это? — спрашивает отец Бойль и тут же осознает, что в руках у него пара трусов. И не каких-нибудь там поганеньких черных трусов, нет. Шелковых трусов. И не каких-нибудь там поганеньких шелковых черных трусов, нет. Изрезанных черных шелковых трусов.
Отец Бойль роняет их на пол и выпрямляется во весь свой праведный рост. Девочки потихоньку смеются над ним, и он это знает. И они знают, что он это знает. И он знает, что они знают, что он это знает.
Старая Мэри разрушает злые чары.
— Похоже, у Матчи в кабаке драка.
Ее слова повергают отца Бойля в глубочайшую растерянность. Вроде он уже и не юный священник, а черт-те кто, мудозвон какой-то, замерший над кучей изрезанного мужского белья, которое когда-то принадлежало человеку, сбежавшему с девятнадцатилетней девчонкой с проколотым пупком. Подумать только, несколько минут назад он стучал в дверь, исполненный достоинства и значительности. Похоже, ему не скоро удастся вернуть утерянную солидность. Да и вообще неясно, что предпринять.
На помощь ему приходит матушка:
— Отец, она слушает полицейскую волну.
— О! — только и говорит Бойль.
— Это у нее хобби такое, — поясняет Энджи.
Все погружаются в молчание и молчат довольно долго, пока сквозь шипение и треск полицейской волны из туалета не доносятся звуки рыданий. Это Кэролайн. Бойлю все еще не по себе, и никто не подскажет ему, как выйти
Тут Старая Мэри замечает, что на пол лоджии села ворона и клюет кусок хлеба.
— Кы-ы-ы-ш-ш-ш!!! — кричит Старая Мэри.
Все испуганно подпрыгивают. Из туалета выскакивает Кэролайн. Бойль приходит в себя на полпути к входной двери, — оказывается, он так перепугался, что бросился бежать. Не успевает он более или менее опомниться, как Джедди вцепляется в него руками и ногами. Под ее весом Бойль чуть не падает на пол.
— Спаси нас, отец, — взывает Джедди. — Спаси нас.
— Оставь меня в покое, — следует ответ.
— Господи, благослови и спаси нас, — дурным голосом возглашает Старая Мэри и крестится.
Все озираются, не в силах понять, что так перепугало Старую Мэри. Энджи украдкой бросает взгляд на морозилку: не вывалилась ли на пол голова Стейси Грейси.
— Что такое? Что случилось? — в панике спрашивает Кэролайн, не сомневаясь, что это Бобби объявился опять.
— Оставь меня в покое! — втолковывает Бойль Джедди.
Старая Мэри рассказывает всем, что случилось:
— Большая черная ворона-красавица — бац!— и села на эту вашу адажию.
— Лоджию, бабушка, — поправляет Старую Мэри Линда.
Все успокаиваются. «Это была ворона, большая черная ворона», — бежит шепоток по гостиной. Все знают, какая Старая Мэри суеверная, и добавить к этому нечего.
Бойль безуспешно пытается стряхнуть с себя Джедди.
— Джеральдина! Немедленно отойди от святого отца! — грозно говорит матушка.
Джедди неохотно расцепляет объятия. У Бойля оскорбленный вид, но про себя он не может не признать, что ему было приятно. То, чего он по жизни лишен, неплохая вещь. Ну хорошо, лишен — неточно сказано, ведь если у тебя чего-то никогда и не было, лишить тебя этого невозможно. Однако в твоем теле живет тоска по непознанному. Бойль пытается отвлечься, но перед глазами у него задранная юбка Джедди, точнее, то, что под юбкой. Блузка у Джедди вся расстегнулась и распахнулась, словно за ней гналось по лесу чудовище. Настоящее чудовище. А Джедди кричала. А луна светила. А волк выл. Выл и выл.
— Извините, — говорит Джедди и испытующе смотрит священнику в лицо: как там насчет автоматических реакций? Джедди знает: лицо — это кинематограф души. А в душе у святого отца сейчас глубокий эротический триллер. А кто режиссер? Джедди. Понемногу все начинают приходить в себя, дыхание нормализуется. И если дыхание у Бойля по-прежнему учащенное, то причиной тому вовсе не испуг.
— Эта ворона — дурной знак, — говорит Старая Мэри.
— Ничего она не значит, — возражает Линда.