Шесть дней любви
Шрифт:
Мама нуждалась в романтике. Мужчина «для нее», если он вообще существовал, вряд ли пришел бы на танцы в масонский клуб.
Фрэнк решил, что по случаю Дня труда нужно устроить барбекю. Мешало одно: мясо и рыба у нас были только в виде полуфабрикатов.
— Свозил бы вас в ресторан, да с наличностью сейчас туго, — посетовал Фрэнк.
На холодильнике у нас коробка из-под крекеров «Ритц», а в ней много-много десятидолларовых купюр, которые остались с моего последнего похода в банк. Мама вытащила
— Фрэнк, тебе нужно с нами, — сказала она. — Должен же ты убедиться, что мы не сбежим.
В ответ никто не засмеялся. С Фрэнком мне было немного не по себе. Во-первых, потому, что я до конца не определился, кем его считать. Можно представить, что он просто знакомый или гость. Однако по-настоящему никто из нас троих не забывал, как он попал в наш дом.
Еще утром, когда мама спустилась на кухню с распущенными волосами и в нарядной блузке в цветочек, Фрэнк напоил ее кофе, накормил булочками и очень серьезно сказал:
— Адель, надеюсь, мне не придется делать то, о чем мы оба пожалеем. Ты ведь понимаешь, о чем я?
Он говорил как главный герой вестерна, что воскресными вечерами крутят по телевизору. Мама кивнула, вперив взгляд в стол, словно девчонка, которой учительница велела выбросить жвачку.
Закончив с пирогом, Фрэнк сунул в карман нож, самый острый из всех. Шелковые шарфы тоже никто не убирал. Они так и висели у раковины, поверх кухонного полотенца. После первого вечера Фрэнк маму не привязывал, но сейчас кивнул на шарфы, словно других объяснений не требовалось. Им, очевидно, и не требовалось. Только мне.
Это мой дом. Моя мама. Отчего же я чувствовал себя незваным гостем? Почему казалось, что происходящее здесь не для моих глаз и ушей?
Фрэнк сел за руль, мама — на пассажирское сиденье, я — на заднее, куда не садился уже не помню сколько времени. «Как в нормальной семье, — мелькнула мысль. — Мама, папа, ребенок». В нормальную семью и играл отец, когда они с Марджори и детьми заезжали за мной. Мне каждый раз хотелось, чтобы «семейная» вылазка скорее кончилась, а конца этой я панически боялся. Я видел только мамин затылок, но нисколько не сомневался, что на лице у нее непривычное мне выражение. Счастливое.
В дороге никто не говорил о том, что Фрэнка ищет полиция, а вот я здорово нервничал. Бейсболку он натянул, как мне казалось, на самый лоб. Только настоящей его маскировкой были мы: полиция ведь не искала преступника с женщиной и ребенком. Да и в любом случае из машины он выходить не собирался: такую сильную хромоту не скроешь.
На стоянке супермаркета мама вручила мне деньги, а Фрэнк перечитал список продуктов: говяжий фарш, чипсы, мороженое для пирога.
— Еще лук и картошку для супа, — добавил он. — И бритву, мне бритва нужна! Лучше простую, хотя в «Сейфевей» таких точно нет.
Воображение снова нарисовало картинку:
— Еще крем для бритья, — велел Фрэнк. — В порядок себя приведу, не желаю бомжом перед вами ходить!
Или беглым преступником… Об этом никто вслух не сказал.
Посетители «Сейфевея» затаривались на праздничный уик-энд. В кои веки моя тележка не ломилась от замороженных полуфабрикатов и консервированных супов. Однажды молоденькая кассирша пошутила: «К урагану готовишься или к ядерному взрыву?»
Женщина, стоявшая в очереди передо мной, болтала с подругой о скорой жаре.
— К воскресенью до тридцати восьми обещают. К океану бы выбраться, да на дорогах будет кромешный ад, — посетовала она.
— Дженис, ты как, собрала детей в школу? — спросила ее подруга. — Все купили?
— Лучше не спрашивай! — буркнула Дженис. — Три пары джинсов для мальчиков, а еще несколько юбок плюс белье — все вместе набежало на девяносто семь долларов.
Кассирша в минувший уик-энд выбиралась в город: муж возил ее на мюзикл «Кошки».
— Хотите правду? — спросила она. — Билеты получились «золотые»! Если бы мы остались дома смотреть телик, новый кондиционер купили бы!
Мужчина за мной целый день закатывал помидоры из своего сада и собирался приобрести банки. Женщина с грудным ребенком пообещала просидеть выходные в детском бассейне.
— Слышала, в тюрьме штата убийца из окна выскочил, — сказала подруга Дженис. — Постоянно о нем думаю… Этот тип небось уже на полпути в Калифорнию.
— Да поймают его, поймают! — заверила Дженис. — Беглых всегда ловят.
— Знаешь, что меня пугает? — спросила ее подруга. — Терять тому парню уже нечего. Жизнь для него как разменная монета.
Дженис что-то ответила, но я не слушал. Подошла моя очередь, я расплатился за покупки и бегом на стоянку. Машину удалось обнаружить не сразу. Фрэнк отогнал ее к торцу супермаркета, где устроили распродажу качелей из кедровых блоков. На таких качелях они и сидели. Фрэнк обнимал маму за плечи. Мотор он заглушил, но ключ из замка зажигания не вытащил, а оставил в таком положении, чтобы работало радио. Крис де Бург пел «Lady in Red».
Меня они даже не заметили. Пришлось поторопить, иначе, мол, мороженое растает.
Когда мы доели пирог, было еще не поздно, но я сказал, что устал. Поднялся к себе и включил вентилятор. В девять вечера жара стояла такая, что я разделся до боксеров, накрылся простыней, взял «Мэд», но не смог сосредоточиться. Перед мысленным взором застыла фотография Фрэнка на первой странице утренней газеты. Статью мы с мамой даже не прочли. Из заголовка я знал, что ведутся поиски, а Фрэнк — убийца. По-моему, при нем не очень вежливо раскрывать газету и выяснять подробности.