Шесть ночей на Акрополе
Шрифт:
— Ты сегодня не особенно словоохотлив, Стратис. Ты куда-то пропал. Где ты?
— Меня нет нигде, — ответил Стратис.
— Если бы у тебя были чувства, ты бы был здесь. Взгляни на мою сестренку, взгляни на нее… Смотри, как платье слетает с нее…
Лала сделала резкое движение, желая подняться.
— Пошли, — сказала она. — Не могу больше.
Сфинга хищно схватила ее за руку и потащила вниз.
— Луна утомляет тебя, сестренка… Эта августовская луна…
«Августовская» она произнесла так, как Лонгоманос, когда говорил о «Золотом осле».
— …Страшная луна!.. Если ей сопротивляться, она становится еще колючее… — бормотала Сфинга, нервно сжимая пальцы Лалы.
Она высоко подняла эти пальцы, показывая
— Посмотри на эти пальцы. Разве они для вязальных спиц?.. [144]
Она остановилась, тряхнула головой, как это делают плакальщицы, собралась с духом и, словно внутри нее рухнула некая перегородка, завела плаксивую рапсодию:
— …Разве эти пальцы для прялки?.. [145] Я желаю видеть их и утром и вечером… Я бы распускала ей волосы до колен по розовой коже… И восторгалась бы ими и… молилась бы им и приносила бы им все цветы с гор и все травы лесные — и тимьян, и… афану, и вербу, и конизохи, и заячий сон, и поликомби… по которым прыгает господский козленок… по которым прыгает рыжий бычок, да… и… приходят девицы погадать и посмотреться на себя голыми в зеркалах, а мою сестренку, которая будет носить шкуру козочки, будет носить шкуру телочки, [146] чтобы трахнули… сестренку… сжимая этими пальцами… две толстые змеи, которые… ищут… стройные… груди ее… чтобы… чтобы…
144
Реминисценции Данте. Ср. прим. 133.
145
См. предыдущее примечание.
146
Реминисценции Данте. См. прим. 124.
Она завопила и выпустила безжизненно упавшую руку Лалы. А та застыла неподвижно в зеленом свете. Глаза Сфинги были стеклянными, губы пытались создавать неслыханные слова. Затем, словно кто-то ударил ее молотом по шее, она запрокинула голову, выбросила обе руки к плечам Лалы, словно задыхаясь, и одним рывком спустила с нее платье до пояса.
Оленята-близнецы выскочили и стали купаться в лунных источниках. Стратис ощутил на своем челе дуновение безумия. Он поднялся, грубо схватил Сфингу под руку и потащил ее вниз, не оглянувшись, не посмотрев назад.
Внизу, за большими вратами Сфинга освободилась яростным рывком, пошла, пошатываясь, и уселась на скале. Стратис оставил ее и стал искать машину. Ничего не появлялось. Перед мысленным взором постепенно соединялись образы, угнетая его. Не те, которые он видел сегодня, а те, которые он видел в Кефисии полтора месяца назад: Саломея и Лала у освещенного окна. Он почувствовал себя незащищенным, ему хотелось пить. И Саломея тоже воскликнула тогда: «Хочу пить!» «Тогда, — подумал он, — почему я ждал тогда… Почему не появился тогда между ними?..» Он увидел, как рука его обнимает Лалу, обнимает ее за талию. «…Саломея сочла бы это вполне естественным, и я бы спасся от сегодняшних мерзостей… Саломея… А Бильо?..» Свет того, первого полдня поразил его разум и оставил его израненным в мягких ощущениях ночи.
Кто-то впился ему в руку.
— Прошу прощения, господин. Как видите, я хромаю и оступился, — услышал Стратис.
Он встрепенулся и посмотрел на говорившего.
— Добрый вечер, дипломированный гид. Ты так и не назвал своего имени.
Гид попытался припомнить:
— А, рассеянный господин! Меня зовут Дорофеос Тамидис. [147] Когда-то я был восхитительным ребенком.
Теперь, при этом свете, морщины на его лице выглядели невыносимо глубокими.
147
Тамидис — имя, заимствованное у Кавафиса. Следующая фраза (Когда-то я был восхитительным ребенком),
— Знаешь, мне хотелось бы взглянуть на светильники, — сказал Стратис.
На лице Тамидиса появилось несчастное выражение:
— Светильники уехали в Америку. Видите ли, наши капиталы эмигрировали за границу… Однако у меня есть превосходные фотографии. Идемте.
— А позирующие натуры? — спросил Стратис.
Тамидис ответил с тем же несчастным выражением:
— Все они теперь на водах. Сезон, видите ли…
Он посмотрел вокруг, словно потерял что-то, а затем — на двух женщин, которые ожидали Стратиса за скалой. Хитрый блеск появился в его глазах:
— …Однако с нами осталась сапфическая дева, красоты изумительной, к сожалению, без партнерши… Может быть, та или иная из дам желает нарушить установленное?
— Веди нас, — сказал Стратис. — Надеюсь, дева будет на высоте.
— В высшей степени обученная, с абсолютным соблюдением тайны и превосходнейшего воспитания.
Казалось, он заучил наизусть мелкие объявления из «Эстии». [148]
— Мне нужна комната.
Тамидис озабоченно почесал себе затылок:
148
«Эстия» — газета, отличающаяся вычурно «книжным» (архаизированным) языком.
— Дева в присутствии посторонних? Трудно, она стыдливая.
— Ты ведь убедительный.
— Небольшое повышение вознаграждения будет еще убедительнее.
Стратис вернулся и сказал:
— Машины нет. У этого человека неподалеку заведеньице, пошли посидим.
Лала уставилась в землю.
— Да, в заведеньице, — сказала Сфинга так, будто ничего уже не помнила. — Останемся вместе на всю ночь.
Она попыталась было подняться на ноги, но снова села. Стратис поднял ее, и она поплелась, опираясь о его руку. Сделав несколько шагов, Сфинга вцепилась также в руку Лалы:
— Овечка моя золотая… Золотая моя бабочка… Я все ради тебя стараюсь. Ступенька за ступенькой, и я подниму тебя на вершину наслаждения.
Тамидис обернулся:
— Воистину превосходные выражения. Госпожа, видать, искусна в словесности. Искусство и наслаждение шествуют одной стезею!
Стратис почувствовал на губах ранившую его узду. Он ускорил шаг. За калиткой у Тамидиса находился небольшой дворик с виноградом. Зажегся электрический свет.
— Пожалуйте! — сказал Тамидис.
Стратис посмотрел в лицо Лалы. Оно было совершенно белым, словно лунный свет не покидал его. Сфинга неосознанно жестикулировала. Растрепанные волосы придавали ей комический вид.
— Пожалуйте, — повторил Тамидис.
Он открыл вторую дверь и провел их в комнату с низким потолком. На стенах висели две большие фотографии Трикуписа и Делиянниса, [149] как в старых кафе. В одном углу стояла железная кровать, напротив — очень старый диван, посредине — столик из таверны. Другой мебели не было. Через открытое окно были видны огни Афин до самого Парнефа. [150]
Сфинга направилась прямо к кровати и уселась на ней. Она раскрыла «рясу», и показалась комбинация такого же сочно-розового цвета, как и ее лицо.
149
Харилаос Трикупис (1832–1896) — выдающийся греческий политический деятель второй половины XIX века.
Петрос Делияннис (1812–1872) — греческий политический деятель, дипломат.
150
Парнеф — гора к северу от Афин.