Шесть подозреваемых
Шрифт:
— Нет, Бхайя-джи. А что за поручение? Я даже не в курсе.
— После расскажу. Главное, постарайся его разыскать. Скажи, чтобы срочно вышел на связь. Я уже третий день ему названиваю. Похоже, Мухтар отключил мобильник.
— Нажрался где-нибудь и валяется с очередной подружкой.
— Достань его хоть из-под земли, понятно? И сразу же дай мне знать.
— Хорошо, Бхайя-джи.
Конец связи.
17. Возмездие
Может, богатые и живут по-другому, но умирают все одинаково. Пуля не знает различий между королем и нищим, между промышленным магнатом
212
Кончено! (бомбейский сленг)
Увидев за ограждением полицейских с портативными рациями, я ускоряю шаг. На дороге собралась большая толпа зевак, желающих поглазеть на знаменитостей. Поговаривают, будто в любую минуту может приехать Шабнам Саксена.
Я поворачиваю влево, ныряю в узкий переулок и поджидаю Риту возле служебного входа. По сравнению с шумом и суетой на главной дороге здесь тихо и спокойно, хотя тоже достаточно припарковавшихся машин.
Без пяти одиннадцать железная дверь со скрипом отворяется, и появляется Риту в красном салваре-камизе, с тяжелой синей сумкой через плечо. Следы от побоев еще не зажили. Судя по красным, припухшим глазам, любимая только что плакала. Мы молча прижимаемся друг к другу. При этом я предусмотрительно прячу левую кисть под «бенеттоновской» курткой.
— Мунна, идем скорее.
Храбрая девушка тянет меня за рукав, но я ее мягко останавливаю.
— Я должен тебе что-то сказать, Риту.
— Скажешь потом, на вокзале. Сейчас не до этого. Мы теряем время.
— Не будет никакого вокзала.
— Что?
— Это я и зашел сказать. Мы не едем в Мумбаи.
— Почему?
— Давай пройдем в усадьбу, и я тебе объясню.
Ошарашенно посмотрев на меня, она отступает обратно к служебному входу, оглядывается по сторонам и буквально втаскивает меня внутрь.
Передо мной расстилается подстриженная лужайка. Где-то вдали болтают и смеются. Там даже мерцает бассейн, в котором резвится несколько девушек. Повсюду снуют официанты в красно-черных одеждах.
Мы укрываемся от посторонних глаз под густой сенью дерева джамболан. Справа от нас на некотором расстоянии расположился импровизированный шатер: там хлопочут бесчисленные повара.
— А теперь, Мунна, потрудись объяснить, чем вызвана такая резкая перемена планов? — набрасывается на меня Риту. — Ты не представляешь, чего мне стоило ускользнуть из дома! Если Вики пронюхает, мне конец!
Я был готов к этой вспышке.
— Знаю, Риту. Я пришел навсегда избавить тебя от страха.
— О чем ты?
— Скоро поймешь.
— Опять начинаешь говорить загадками? Скажи прямо, почему ты не хочешь ехать в Мумбаи? Что-то не так?
— Все не так, Риту. — Я смотрю себе под ноги, не в силах встречаться с ней глазами. — У меня появилась другая девушка. Мы собираемся пожениться.
Она
— Что ты говоришь, Мунна? Разве мало с меня страданий?
— Но это правда. Все до последнего слова.
— То есть теперь ты хочешь сказать, будто совсем не любишь меня?
— Да, — киваю я.
И разражаюсь заученной тирадой:
— Любовь — та еще стерва. Она заставляет людей вроде нас мечтать о несбыточном. Наверное, беднякам вообще не положено иметь сердце. Только сейчас я понял, что ты права и наша любовь — запретный плод. Можно бежать из города, но не от этой действительности. В общем, лучше тебе забыть, что мы когда-то встречались. Сотри меня из памяти навсегда.
Риту молча выслушивает монолог до конца. А потом обжигает меня обвиняющим взглядом.
— Вот, значит, как? Думаешь, это возможно — взять и стереть человека из жизни, словно пример со школьной доски? Будто бы ничего и не было? — Она приближает свое лицо к моему. — Знаешь, Мунна, почему любовь слывет величайшим даром? Она превращает двоих человек в единое целое. Их тела и души сливаются. Мы теперь — одно. Я понимаю тебя лучше, чем ты сам. И всем своим сердцем чувствую, что каждое твое слово — неправда.
— Какое уж тут единое целое, — говорю я, снова пряча глаза. — Между нами — неодолимая пропасть.
— Опять ты врешь. Посмотри на меня, Мунна; поклянись моей жизнью, что твоя любовь умерла, — требует она с неожиданной пылкостью.
А не дождавшись ответа, пытается взять меня за руки, тянет левую кисть из-под куртки… И видит гипс.
— Что это? — пугается Риту. — Ты поранился?
— Да так, ничего… — притворяюсь я. — Упал…
Но эту девушку не проведешь. Она уже ощупывает мою голову, ища невидимые шрамы. И нечаянно задевает повязку на затылке.
— Аааах! — восклицаю я, не сдержавшись.
— Боже мой! — вырывается у нее. — Что с тобой сделали?
— Пустяки, честное слово. Было бы из-за чего беспокоиться.
— Это мой брат, верно? — спрашивает Риту. — Мало ему показалось моих терзаний, надо было и до тебя добраться. Теперь я понимаю, почему ты заговорил о разлуке. — В ее голосе появляются железные нотки. Горе начинает сменяться гневом.
— Ты поспешила с выводами, Риту. Честное слово, я не знаю этих людей.
— Зато я их прекрасно знаю. Этого я братцу никогда не прощу. Теперь уже никакая сила на свете не встанет между нами, — говорит она с новым, бесстрашным огнем в глазах. — Идем со мной, Мунна. Я сейчас же перед всем собранием объявлю, что стану твоей женой.
— Думаешь, все захлопают в ладоши: дескать, браво, молодец, выходи за сына уборщицы? Это жизнь, Риту, а не кино.
— Но это моя жизнь. И я проживу ее по-своему. Отныне двоим преступникам, называющим себя моими родственниками, нипочем не запугать меня.
— Тогда давай теперь же, на месте, договоримся. Обещай не совершать опрометчивых поступков, а я заберу тебя отсюда, как только поправлюсь.
— Буду ждать с нетерпением, Мунна.
Тут над лужайкой проносится ветерок и развевает волосы Риту. Несколько темных прядей падают ей на лицо, и я вижу перед собой ангела спустившегося с небес, чтобы благословить меня, наполнить мое убогое, постыдное существование невинностью и чистотой. Я знаю, что, как бы ни силился, не проживу ни дня без этой девушки. Но может быть, сумею умереть за нее.