Шесть с половиной ударов в минуту

Пушкарёва Рить

– Вы… убили нашего старейшину?

– Старая песня, - Цеткрохъев не смутило, что он признался в присутствии стольких служителей.
– Мы тогда начинали войну, и нам требовались серьёзные шаги. Вы бы на нашем месте тоже не упустили такой блестящей возможности.

– Это… ужасно, Король!
– воскликнула женщина с пучком из Альели… кажется, Оливи. Я всё же приврала, когда сказала, что запомнила имена всех.
– Ваши слова не располагают к вашей позиции!

– Но вы же не будете держать гнев за столь далёкое событие? Вы бы ещё вспомнили, сколько человек погибло во время сражений, или как умирали ваши служители, когда их отлавливали на нашей территории. Прекратите строить обиженных и хвататься за прошлое! Сейчас

это не имеет значения! Нам нужно двигаться дальше, чтобы построить счастливое будущее для этого мира!

– Ещё как имеет!
– пробурчал старик из Риндожи.

Меня начинало утомлять, что он придирался к любой мелочи, которая хоть как-то могла опорочить Спустившихся и их владык. Цехтуу что-то перебирала вполголоса, пока служители спорили с её братом, стоит ли ещё и убийство старейшины обсуждать на наших и без того неровных переговорах. Как же далеко нас унесло от изначальной причины встречи! О чём ещё успеем поговорить? Какие обиды вспомним?

– Баррио-Держо. Нет?
– Королева склонила голову на бок.
– Теджо-Держо? Это даже звучит глупо, хотя вы, служители, благозвучных имён не выбираете.

– Символ не тот. Может, всё же Умито?
– предложил Цеткрохъев.
– Умито-Тержо.

– Оставьте эти детские угадывания!
– Тавьола разве что руками не всплеснула.
– Это бессмысленно!

Цехтуу её будто и не слышала. Она называла случайные слова, которые, я надеялась, имели закономерность. Король умело переключал внимание людей на себя, вовлекая их в необязательные беседы, которые крутились вокруг наказов Церкви, поступков Спустившихся и обвинениях в адрес самого Цеткрохъев. Мне начинало казаться, что бессмертному доставляет удовольствие обнажать свои преступления, чтобы манипулировать разговорами. Служители предсказуемо впивались зубами в бросаемые им кровоточившие куски с провинностями Короля, хотя их причитания всё равно ни к чему не привели бы. Наказать Цеткрохъев за участие в войне, убийство старейшины и другие злодеяния они не смогли бы.

И тут Цехтуу, последовательно называвшая вроде бы имена, озвучила нечто феноменальное:

– Шолл-Умито.

Всё ещё бессмыслица, но в зале произошла перемена. Едва различимый звук лопнувшего стекла резанул по перепонкам. И дурман рассеялся. Это стало понятно, когда я ощутила разрушение плотного незримого купола и увидела лица служителей, которых словно только-только пробудили. Они растерянно захлопали ресницами и потёрли лбы, переносицы, веки…

– Что это было?
– разрушение магического ритуала уловили все в зале, и Оливи первая нашла силы озвучить волновавшее.
– Я почувствовала, как разрушился… кокон. Неосязаемый, невидимый…

– Всего лишь небольшой дурман, берущий силу от имени, - сказала Цехтуу, явно довольная собой.

– Но как… как вы узнали… - пролепетал старик из Риндожи, обескураженный столь виртуозным угадыванием его имени. Признаться, и я бы хотела объяснений. Не исключено, что короли подбирали какой-то ключ, а не гадали на кофейной гуще, но… на чём они основывали догадки?

– Дурман? Что это значит?
– вопрошали служители, но Цехтуу решила ответить первым делом на изумление старика.

– Ох, Риндожи, Риндожи… Вы не меняетесь. Запечатанные в панцирь старики! Вот уже которое столетие старшие наставники, отошедшие от дел герои войн и старейшины выбирают себе имена по одному и тому же принципу. Ваши прозвища содержат отсылку к книге Мудрости Риндожи, в которой перебираются символы, связанные с вашими достижениями. Вы берёте название символа, который идёт следующим за тем, что использовался в имени одного из погибших великих воителей Риндожи (мы рискнули предположить, что последними наиболее уважаемыми личностями в вашем ордене были старейшины), и прибавляете слог, который на старом наречии означает число. Это число – порядковый номер для следующего сменившего имя служителя. Из имён

старейшин мы вывели символы и подобрали последующие в списке. А число… Если вы живёте так же долго, как мы, то закономерность в именах видных служителей Риндожи проследить не столь трудно.

– Необычный вид дурмана, - похвалил Цеткрохъев.
– Весьма умно привязать источник дурмана к имени, которое не называется и почти со стопроцентной вероятностью не будет угадано, если отправленный на переговоры человек является неизвестной фигурой. Орден специально выбрал вас, незнакомого служителям других орденов, чтобы вы преуспели в подчинении их умов.

– Это правда?
– глава Шагаттэ выглядел суровее карикатурных воителей на иллюстрациях.

– Мы всё ещё не можем доказать, что никакого отряда не было, а также что за нами не подглядывает Глядящий в Душу, - усмехнулся Король.
– Однако теперь вы не склонны верить Шолл-Умито на слово только потому, что он манипулировал вами.

– Он мог придумать любое обвинение, и ему всё равно бы поверили, - проговорил Гаррел, быстро разобравшийся в ситуации.

– Не любое. В слишком абсурдную ложь нельзя поверить даже под дурманом.

Мне стало любопытно, о чём думал Гаррел, когда на бессмертных возвели напраслину. Поддался ли он порочной мысли, что они обманщики и лиходеи? Даже во мне распускался цветок недоверия. Хотя я и сейчас думала, что короли были способны на хитрости. Просто в этот раз бессмертные избрали тактику разоблачителей и, получается, помогли всем в зале.

– О чём ты думал?
– мрачно изрёк лидер Шагаттэ.

Я и не думала, что разоблачённый старик смирится с поражением. Представляла, он до последнего будет вертеться и юлить, однако…

– О том, что моё имя невозможно угадать, - служитель Риндожи выглядел всё менее подавленным. Он оправился от шока и приподнял руки в беззащитном жесте.
– Я пытался скомпрометировать королей и их дипломатов, чтобы вы, братья и сёстры, прервали переговоры. Это решение моего ордена ещё до начала переговоров. Потому что, каким бы плохим я ни казался вам сейчас, демоны в разы хуже. И союз с ними станет самой большой ошибкой для Церкви. За всю истории Церкви, - поправился он.
– Своим аморальным методом я лишь хотел уберечь вас от неё. Меня поймали. Вы поистине велики, короли: так быстро разоблачить меня не сумел бы никто из людей. А ведь вы и способностей никаких не применяли, исключительно познания. Я в восхищении.

– Зато мы нет, - бросила Оливи.
– Своим поступком ты поставил нас в шаткое положение.

Я не сразу поняла, что она хотела этим сказать. А потом взглянула на недовольных дипломатов и выжидавших чего-то бессмертных, и прозрела. Неважно, кто обманывал и с какими целями. Главное, кто попался на лжи. Старик из Риндожи действовал, следуя зову сердца или исполняя приказ ордена, не принципиально. И виновен в этом лишь он, однако Шолл-Умито был одним из служителей. На них ложилась тень его поступка. Если бы на манипулировании попались короли, скорее всего церковники на этом бы закончили переговоры. Но Спустившимся была нужна сила Lux Veritatis, а потому они вместо обиды решили воспользоваться ситуацией во благо себе.

– Мы приносим искренние извинения за этот ужасный поступок, - лидеры Парагемы поклонились первыми. Следом головы в знак унижения и раскаяния опустили другие служители из главных столпов. Семёрка напротив меня сидела неподвижно, позволяя главным взять на себя ответственность.

– Смягчите условия сотрудничества, и считайте оскорбление забытым, - сказал один из дипломатов Спустившихся.
– Вы же понимаете, что поступок вашего служителя тянет на скандал? Он выставил наших королей подлыми обманщиками! Такое не загладить простыми извинениями. Допустим, вопрос изгнания нашего народа больше не будет подниматься. Спустившиеся останутся на Верхнем этаже, даже если короли спустятся, и на сносных условиях.