Шестая жена
Шрифт:
Королева взяла документы и сказала:
— Нэн, ты правильно сделала, что принесла их мне. Если... если они предназначены для кого-то из придворных, я прослежу, чтобы их передали по назначению.
— Спасибо, ваше величество.
Нэн успокоилась — она сделала все, что могла. Катарина сказала:
— Ты можешь идти, Нэн.
Но сестра ее, глядя на нее, почувствовала, каких усилий ей стоит сохранять самообладание.
— Надеюсь... надеюсь, я правильно поступила, ваше величество, — сказала Нэн, падая на колени.
— Да,
Нэн ушла, и леди Херберт быстро спросила:
— Что это за бумаги?
— Они касаются меня, Анна. Прочитай вот это! Ты видишь...
Анна взяла бумагу и тут же поняла, что то, чего она боялась больше всего на свете, свершилось.
— Это приказ о моем аресте, — медленно проговорила Катарина, и в ее голосе послышался истерический смех.
— О боже! — вскричала Анна. — Они решили арестовать тебя! Все-таки решили.
Она все еще смотрела на бумагу; как ей хотелось поверить, что глаза обманывают ее, что страх и гнев заставили увидеть то, чего нет. Но она знала, что глаза не лгут. И вскричала в гневе:
— Это козни Райотесли! Его... и Гардинера. Будь моя воля, я бы их поубивала!
— Но это не в твоей власти! — воскликнула Катарина. — Власть в их руках. И они хотят убить меня.
— Нэн видела этот приказ. Она рисковала жизнью, принеся его сюда. Тебя любят очень многие, Кейт, не забывай об этом. Не забывай, моя дорогая сестричка. Райотесли шел к королю. И он бы из кожи вон вылез, чтобы убедить его подписать этот приказ.
Смех Катарины, казалось, заполнил всю комнату.
— Разве ты не видишь? Разве ты не видишь ее, Анна?
Анна в изумлении уставилась на сестру.
— Подпись короля! — в диком возбуждении воскликнула Катарина. — Король уже подписал этот приказ. Смотри, вот она! Королевская подпись на приказе об аресте королевы.
Катарина подошла к окну и посмотрела в сад, где красные и белые розы тянули свои головки к яркому солнцу.
Она прошептала:
— Меня отведут к реке и посадят в лодку, которая отвезет меня в Тауэр. Я войду в ворота Предателей. То, чего я так долго боялась, скоро свершится. И ничто не сможет это предотвратить! О, Томас, как бы мы были счастливы вместе — ты и я. Но судьба распорядилась иначе. Я стала не твоей женой, а королевой. Я часто думала о том, что испытывали те, кто прошел этот путь до меня, — от королевской милости до королевского гнева. Теперь мне уже не надо об этом думать.
Она повернулась к сестре.
— Не надо плакать обо мне, Анна. Надо мной нависла тень. Я видела, как она надвигалась. Милая моя сестричка, я ведь не легкомысленная девчонка и прекрасно понимаю, что путь, оказавшийся тернистым для других, не может быть гладким для меня.
— Катарина... может быть, это еще не конец.
Но королева медленно покачала головой.
— Я знаю одно — ты была права, когда говорила, что, надев мне на палец обручальное кольцо, король приговорил меня к смерти. Тому, кто делил трон с Генрихом Английским, не избежать
Анна Херберт смотрела на королеву широко раскрытыми глазами, полными ужаса. «Это спокойствие напускное, — подумала она, — но что будет дальше? Спаси ее, — молила Бога Анна. — Спаси! Ей еще рано умирать — она молода, мила и добра и никому еще преднамеренно не сделала зла. О Боже, даруй ей жизнь! Дай ей возможность испытать счастье. Не пришло еще время ей умирать, Господи... не пришло».
А королева долго стояла у окна, глядя на белые и алые розы Йорков и Ланкастеров, цветущие бок о бок за оградой, выкрашенной в цвета Тюдоров.
Королева лежала в постели. Придворные дамы задвинули полог ее кровати, но звук отчаянных рыданий был слышен даже в соседних покоях.
Стены этого дворца не раз уже слышали рыдания королев. А в галерее еще не смолкло эхо криков пятой жены Генриха. Неужели шестая жена надеялась избежать судьбы других?
— Что это такое? — спрашивали постельничие короля, услышав звуки королевского горя. — Что случилось? Почему мы ничего не знаем?
Они догадывались, что должно было случиться то, что происходило с другими королевами.
Как далеко зашел гнев короля? Будет ли смерть королевы означать гибель и для других? Сеймуры еще в силе, но, может, падение королевы приведет и к падению их партии? Тем, кто принял протестантскую веру, надо теперь вести себя осторожнее, ибо, если король решил избавиться от королевы, он будет менее благосклонен и к ее приверженцам. Физические потребности короля всегда в определенной мере диктовали его государственную политику. Он был безжалостным правителем с ненасытным аппетитом.
В предположениях не было недостатка. Истерические рыдания королевы раздавались весь день, и многие думали, что она была на грани сумасшествия.
Леди Херберт и Нэн сидели вместе в передней. Их объединяла преданность королеве.
— Боюсь, что она умрет, — сказала Анна Херберт.
— Какая беда на нас обрушилась! — сказала Нэн, по щекам которой струились потоки слез. — Словно буря, своим напором валящая лес. А с большими деревьями погибнут и маленькие растеньица.
— Надеюсь, что нет. Я не хочу терять надежды, Нэн. Я боюсь за ее разум. Не могу поверить, что это плачет моя Кейт, моя спокойная сестра Кейт.
— Это все оттого, что она чувствует занесенный над нею топор. Если бы надо мной тоже навис топор палача, я бы просто сошла с ума. По всему дворцу люди приглушенно шепчутся. Мне вчера приснилось, что я иду в сопровождении двух алебардщиков, и топор одного из них повернут в мою сторону.
— Надо поскорее забывать такие сны, Нэн.
— Я проснулась с мокрым от слез лицом. О, миледи, сейчас с большим уважением говорят о герцогине Саффолкской. Похоже, многие уже оказывают ей почести, как королеве.