Шестая жена
Шрифт:
— Клянусь Девой Марией, я так страдал, Кейт, что порой мне кажется, что я познал уже все муки ада.
— Ваше величество нуждается в помощи тех, кто любит его и почитает за счастье ухаживать за ним, не отходя от него ни днем ни ночью.
Говоря это, Катарина закрыла глаза и подумала: «Надеюсь, я спасла свою жизнь. Надеюсь, лезвие топора больше не смотрит в мою сторону. Конечно, оно всегда будет рядом... покуда жив этот человек, но его лезвие потихоньку поворачивается в другую сторону. Я делаю это ради Томаса...
Она с ужасом подумала, что сделал бы с ней король, если бы прочитал ее мысли. Но она знала, что не надо заниматься пустыми гаданиями. Он признал бы ее виновной, и тогда ни умные слова, ни искусные пальцы не смогли бы спасти ей жизнь.
Король с пафосом сказал:
— Нет никого, кто мог бы перевязать мои язвы лучше тебя, Кейт.
— Ваше величество оказывает мне честь, вспомнив об этом.
— Клянусь, это так.
Катарина улыбнулась и поднесла к лицу руку, которую освободил король. Она благодарно улыбнулась ей.
— Это хорошие, умелые руки, не правда ли? Они умеют искусно накладывать повязку. Наверное, есть руки и покрасивее. Я часто замечала, как прекрасны руки миледи Саффолкской. Генрих почувствовал себя неловко.
— Неужели? Готов поклясться, что не замечал, какие у нее руки.
— Как же так? Вы меня удивляете. Мне кажется, наше величество очень часто беседовали с этой леди.
Генрих осуждающе улыбнулся, и Катарина вдруг обнаружила, что его смущение несколько развеселило ее.
— Помилуй бог, Кейт, — сказал король. — Я всегда стремлюсь помочь любому из моих подданных. Эта леди недавно овдовела и нуждается и утешении. Я хотел только одного — чтобы она была счастлива. Ей очень тоскливо без нашего друга Брэндона, в этом нет сомнений.
— Я заметила, что ваше величество очень добры к этой леди. Мне кажется, ваша доброта помогла ей забыть недавнюю потерю мужа.
— Тогда моя цель была достигнута, — заявил Генрих с привычным апломбом. Он ехидно улыбнулся королеве. — Поэтому мне не надо будет уделять слишком много времени этой даме в будущем. Так ты подумала?
Катарина ответила с достоинством, которое не ускользнуло от короля и в нынешнем его настроении даже ему понравилось.
— Только вы, ваше величество, имеете право решать, чему и кому посвящать свое время.
Генрих снисходительно хмыкнул.
— Я порадую мою королеву. Клянусь верой, я очень скучаю по ней и так беспокоился о ее здоровье, что решил положить конец ее меланхолии, сообщив ей об этом без промедления.
— Ваше величество, должно быть, сильно страдали. — Ох уж эти безрукие помощники! — проворчал король. — Когда мне перевязывает ногу кто-нибудь другой, а не ты, то повязки всегда или слишком тугие, или слишком слабые.
— Никто не может сделать перевязку лучше, сир, чем любящая жена.
Он кивнул, но лицо его опять стало жестким, и она вновь
— А ты по-прежнему считаешь, что я должен разрешить моим подданным читать Библию в переводе?
Сердце Катарины учащенно забилось.
Лицо короля утратило снисходительное выражение — вместо него появилась так хорошо ей знакомая гримаса жестокости. Катарине очень хотелось жить, чтобы осуществить свои мечты, появившиеся у нее еще до того, как король сообщил о своем намерении сделать ее своей шестой женой.
Она сложила руки на груди и скромно опустила глаза.
— Милорд король, не женское это дело — обсуждать вопросы веры. Ее место —. лежать в прахе у ног мужа. Вверяю этот и другие вопросы мудрости вашего величества.
Но короля не так-то легко было обмануть. Он наблюдал за ней своим проницательным взглядом.
— Не так все просто, клянусь Девой Марией! Ты хочешь, чтобы не я поучал и направлял тебя, а ты меня.
— Нет, — возразила Катарина, — вы не так меня поняли. Я знаю, что порой вступала в дискуссии с вашим величеством, но только ради того, чтобы отвлечь ваши мысли от боли, которая, я хорошо знаю, сильно терзает ваше королевское тело.
Я возражала вам только ради развлечения, ибо, если бы я сразу же соглашалась с вами, то разговор закончился бы, не успев даже начаться, и ваше величество не получили бы от него никакого удовольствия. Моей единственной задачей было развлечь ваше величество, отвлечь ваше внимание в тех случаях, когда это было возможно, от терзающей вас боли и государственных забот. Только ради этого осмеливалась я высказывать идеи, которых вы не разделяете, — не для того, чтобы противоречить моему всемилостивейшему повелителю, а чтобы отвлечь.
Со страхом она бросила взгляд в его сторону. Он теребил бородку и улыбался. Ее ответ понравился ему.
И Катарина продолжала:
— По правде говоря, я втайне надеялась, что, беседуя с вашим величеством, признанным знатоком в вопросах веры, и сама стану знатоком.
Король смеялся.
— Даже так? — спросил он. — Тогда мы вновь стали неразлучными друзьями, дорогая моя.
Он сидел, улыбаясь ей, — она порадовала его. Он снова стал ее другом, но дружеская улыбка тут же уступила место похотливому взгляду распутника.
— Встань с постели и поцелуй меня, Кейт, — велел король.
Вставая, она подумала: «На какое-то время моя жизнь спасена. Опасность отступила... надолго ли? Все началось сначала — но каков будет конец?»
Король схватил ее и усадил себе на колени. Почувствовав прикосновение его губ, Катарина закрыла глаза. Губы Генриха были не жесткими, а жадными и ищущими.
«Такова, — мелькнуло в голове, — цена отсрочки». На следующее утро он послал за ней, чтобы она побыла с ним в саду, обнесенном стеной.