Шестая жизнь Дэйзи Вест
Шрифт:
Миссис Маккин размешивает сахар в бумажном стаканчике с чаем; мистер Маккин ходит из стороны в сторону. Непонятно, кто сидит с Одри, но мистер Маккин объясняет Мэйсону, что утренние часы посещения больных окончены и нужно ждать вечера.
— Это плохо, — говорит Мэйсон, бросая взгляд на меня. — Когда начинаются вечерние часы? Дэйзи хочет увидеть Одри, — добавляет он приглушенным голосом.
Мистер Маккин смотрит на меня с грустной улыбкой.
— Боюсь, это невозможно, — говорит он, причиняя мне невыносимую боль, — в реанимационное отделение допускают только
— Ясно, — отвечает Мэйсон голосом бизнесмена. Мне в голову приходит иррациональная мысль: не мог ли Мэйсон позвонить мистеру Маккину заранее и попросить его сказать это. Конечно, это ерунда; я слишком хорошо знаю Мэйсона, он не стал бы так поступать. В машине он пытался меня отговорить, но делал это для того, чтобы защитить меня.
Чувствуя себя бессильной и опустошенной, я, выбрав кресло в противоположном углу, подальше от Мэтта, падаю в него.
Мужчины о чем-то разговаривают приглушенными голосами. Время тянется ужасно медленно. Я старюсь не слушать, но все равно понимаю, о чем они говорят: Мэйсон спрашивает мистера Маккина, чем он может помочь. Он даже предлагает Мэтту психологическую помощь. Меня это бесит, хоть я и понимаю, что Мэйсон лишь следует легенде. Я кусаю себя за большой палец. Мэтт смотрит в окно. Мужчины обмениваются рукопожатиями. Миссис Маккин сидит, уставившись на дно стаканчика с чаем.
— Я отвезу тебя домой, говорит Мэйсон, подходя ко мне.
— И все?
— Да, и все.
Чувствуя себя изможденной и переполненной ненавистью к больничным правилам, я, едва войдя в дом, бегу в спальню, где бросаюсь на кровать и зарываюсь в простыни. Вскоре в комнату приходит Мэйсон. Он садится на кровать и гладит меня по ноге, потом убирает руки и кладет их на колени.
— Дэйзи, ты не хотела бы вернуться в Сиэтл и провести еще несколько дней с Меган?
— Я хочу остаться здесь, на случай, если что-то изменится, — отвечаю я.
— Это практически нереально.
— И все же.
— Я думал, общество Меган позволит тебе прийти в себя — говорит Мэйсон. — Мне кажется, вам весело вместе. А я тем временем помог бы Кэйси…
— Так ты на самом деле пришел спросить, можно ли тебе вернуться в Сиэтл, чтобы ускорить тестирование? — перебиваю его я.
— Не только, но и это было бы неплохо, — честно признается Мэйсон.
— Тогда поезжай.
— Я не могу оставить тебя здесь одну.
— Ты уже оставлял меня миллион раз, — говорю я, качая головой. — Попроси кого-нибудь проследить, чтобы все было в порядке, если просто так не можешь.
— Я… — начинает Мэйсон и останавливается. Судя по лицу, он обдумывает мое предложение.
— Да все нормально, Мэйсон, не переживай. Кроме того, мне хочется побыть одной.
Мэйсон понимающе кивает. Он, как и я, любит одиночество.
— Ладно, если ты действительно этого хочешь, я, наверное, позвоню Джеймсу.
Через два часа я остаюсь в пустом доме коротать самый плохой день за всю свою жизнь.
Во сне я вздрагиваю и резко просыпаюсь. Сначала мне кажется, что я проспала целые сутки, но через
В течение минуты я лежу без движения, думая обо всем, что случилось за последнее время, и особенно о том, что произошло вчера ночью, когда жизнь неожиданно пошла под откос. Сажусь в кровати, протирая глаза и ощущая нарастающее возбуждение. В конце концов, когда сидеть без движения уже нет сил, злоба и адреналин заставляют меня выскочить из кровати. Я бегу вниз и, остановившись между гостиной и кухней, поворачиваюсь в разные стороны, не вполне понимая, что хочу сделать.
Нужно что-то предпринять, это ясно.
И вдруг в меня как будто ударяет молния: я понимаю, что нужно делать.
Повернувшись, бегу к двери, ведущей в подвал. Включив свет на лестнице, поспешно спускаюсь вниз, кашляя от бьющего в нос запаха куриного помета. Оказавшись внизу, я проверяю, все ли лампы горят. Я хочу видеть все: медицинское оборудование, клетки, в которых мечутся мохнатые пищащие подопытные зверьки, и запертый шкаф, в котором хранится оружие.
Но больше всего я хочу увидеть черный чемоданчик.
В голове звучит голос Мэйсона: «В случае крайней необходимости».
Если сейчас не такой случай, то я уж и не знаю, что тогда им должно считаться.
Взявшись за ручку чемоданчика, я на миг останавливаюсь, не решаясь открыть его. В глубине души я понимаю, что делаю что-то очень нехорошее. Но потом я думаю об Одри, о Мэтте. Я вспоминаю Бога, проект и Нору. И как, посредством договоров и правил, он указывает мне, что делать.
Вспоминаю, как Меган говорила, что не намерена никому позволять собою помыкать.
Хорошенько все обдумав, я без колебаний ввожу первый код.
В 6:30 я стою в одиночестве на набережной, следя за тем, как люди, словно муравьи, расползаются по даунтауну после долгого тяжелого дня, проведенного на работе. Мэйсон и другие агенты называют их, обычных людей, Непосвященными. Я бы назвала их Незатронутыми.
Слышу приближающиеся ритмичные шаги, но оборачиваться, чтобы взглянуть на приближающегося человека, не хочу. Шаги замедляются, и человек останавливается возле меня. Я слышу учащенное дыхание, но человек молчит.
— Я хочу, чтобы ты знал — это не ради тебя, — говорю я, не отрывая взгляд от горизонта.
— У тебя есть свои причины, это понятно, — грубо отвечает Мэтт. — Можем мы просто сделать это, и все? Я должен вернуться в больницу.
Я поворачиваюсь и смотрю на него. Наши взгляды на секунду встречаются, и, несмотря на злость, которую я к нему испытываю, мне хочется обнять его. Но я этого не делаю. Вместо этого я лезу в карман и вынимаю небольшой шприц с иглой, закрытой пластиковым колпачком.
— Сожги его после использования, — говорю я Мэтту.
— Хорошо.
— Я никогда не видела, как это вводят человеку, — продолжаю я, — но думаю, нужно вколоть ей всю дозу.