Шестиглавый Айдахар
Шрифт:
Кулагу, словно одобряя услышанное, закивал головой.
– А этот человек, – Салимгирей кивнул на Коломона, – ромей. Он непревзойденный мастер, строитель. Когда Журмагун-нойон захватил город Гянджу, он попал в неволю, затем был отдан Менгу-Темиру и как раб отправлен в земли Золотой Орды. Какой раб не мечтает стать свободным? Поэтому он и бежал. Люди говорят, что церковь, которую он строил в Гяндже, все еще не завершена…
Ильхан оживился:
– Это правда. Я видел эту церковь.
В глазах Кулагу вдруг мелькнул огонек. Он вспомнил
Ильхан прищурился и испытующе посмотрел на Коломона:
– Ты мог бы ее достроить?
– Да, великий хан.
– Я дарю тебе жизнь. За это ты выполнишь свое обещание.
Помолчав некоторое время, словно забыв о ромее, Кулагу вновь нахмурился и спросил:
– Почему бежали остальные?
– Они жители гор и в свое время тоже оказались в неволе, – сказал Салимгирей.
Ильхан всмотрелся в лица пленников. И, хотя все они были одеты в кипчакские одежды, он легко узнал среди них грузин и армян.
– Но я вижу здесь и кипчаков…
– С нами пятеро воинов из Золотой Орды. Они не захотели больше служить хану Берке.
Кулагу брезгливо поморщился.
– Значит, им стало тяжело? А убегая к ильхану Кулагу, они считали, что будут растить здесь брюхо и валяться на мягких коврах с белотелыми женщинами?
Салимгирей не успел ни ответить, ни возразить. Кулагу резко вскинул голову.
– Да услышат все мое решение. Ты, – он посмотрел на Салимгирея, – спешил к Саидже, чтобы стать его воином. Пусть исполнится твое желание. – Кулагу перевел взгляд на Коломона. – Ты завершишь строительство церкви. В Гяндже много христиан. Пусть это будет нашим подарком им. Грузин и армян возьмешь с собой. Научишь их обращаться с глиной и камнем.
Ильхан замолчал, прислушиваясь, как жар все выше поднимается по телу. Он дошел уже до поясницы, и скоро должно было начать жечь в желудке.
– Кипчаков убить! – резко сказал он. – Пусть это станет примером для всех. Неблагодарные по отношению к своему хану рано или поздно предадут и того, кто их приютил.
– Великий хан! – крикнул Салимгирей. – Они хорошие воины. Пошлите их со мной, и они станут первыми в битве и прославят ваше имя.
– Не убивайте их! – добавил Коломон. – Пошлите вместе со мной строить церковь!
Не то усмешка, не то гримаса боли исказила лицо Кулагу. Затапливающий больное тело жар вызвал в нем чувство бешенства. Ему, ильхану, которому подвластны сотни тысяч людей, предстоит умереть, а ради чего останутся на земле эти пятеро кипчаков? Пусть умрут раньше! Если бы можно было отвести собственную смерть ценой чужих жизней, Кулагу, не задумываясь, уничтожил бы всех до единого из живущих на земле.
И вдруг тишину нарушил мягкий вкрадчивый голос:
– Разве ильхан когда-нибудь говорит дважды?
Это уронил слова визирь Ель-Ельтебир. И всем стало ясно, что участь кипчаков решена.
А Кулагу вдруг спросил:
– Кто эта девушка, которая
Коломон сделал шаг вперед, и тотчас в руках стражи блеснули клинки. Ромей невольно попятился.
– Она кипчачка. Моя жена.
– Хорошо. – Ильхан о чем-то сосредоточенно думал.
– Девушка останется в ставке. Ты увидишь ее только после того, как закончишь строить церковь.
– Но почему, великий хан?
– Ты сумел убежать от Берке. Что помешает тебе убежать от меня, если она будет с тобой рядом?
Коломон опустил голову. Ханы не говрят дважды…
В шатре Тогуз-хатун рабыни и служанки окружили Кундуз. Ханша велела принести ей еду, но девушка ни к чему не притронулась.
Тогуз-хатун пристально рассматривала ее.
– Ты покинула родные степи и бежала в чужие земли с мастером-ромеем… Почему? – спросила она.
Кундуз вскинула глаза. В них стояли слезы – словно плавились светлые льдинки.
– Он любит меня! И я люблю его!
Тогуз-хатун понимающе улыбнулась:
– Как ему не любить… Девушку, у которой такие волосы, полюбит любой мужчина. Все они падки до необычного… Я знаю это…
Ханша вдруг протянула руку, и рабыня, угадав ее желание, вложила в ладонь Тогуз-хатун нож.
Дважды блеснуло широкое лезвие, и тяжелые черные косы упали на пол, застланный ярким, как весенний луг, ковром.
Кундуз, рабыни, служанки пораженно молчали.
Неслышно ступая, подошла старая рабыня, подняла косы и понесла из шатра. Морщинистые руки ее гладили шелк волос, словно они были живыми.
– Зачем? – давясь слезами, тихо спросила Кундуз. – Зачем вы это сделали?
На губах Тогуз-хатун застыла злая улыбка.
При жизни Чингиз-хана все его войско было разделено на два крыла – правое и левое. К правому относились воины, живущие в западных землях, к левому – воины из восточных аймаков.
Согласно этому правилу, было устроено и войско Золотой Орды. Чингизиды со своими воинами на правом бергу Итиля входили в правое крыло, все левобережье и земли вплоть до Мавераннахра составляли левое крыло. Главой первого считался Ногай, вторым руководили младший брат Берке – Беркенжар и сын Туки – Менгу-Темир.
В захвате новых земель обычно участвовало только то крыло, к которому они находились ближе, и лишь в очень больших походах оба крыла выступали совместно. После смерти Бату-хана Орда ни разу не решалась на большой поход на запад, и поэтому, когда было решено вернуть Кавказ, против Кулагу выступило правое крыло под предводительством Ногая.
Не было в это время в Золотой Орде более умного нойона, чем Ногай. По законам, установленным Чингиз-ханом, он не имел права на наследование ханской власти, но влияние его среди чингизидов было велико.