Шестой ангел
Шрифт:
– Теткин, – уточнила Галка, заметно расслабляясь. – А мы вот тут с Шелестовым усадьбой занимаемся. Слышала? Реставрация полным ходом, скоро открытие. Бабки шальные вбухивают, – доверительно сообщила Галка. – Строителей нагнали! Матюша мой – консультант по исторической части, а я – куратор от Минкультуры.
Она важно приосанилась. Вжих, ее каблук попал между камешками, и Галка покачнулась, потеряв на пару секунд равновесие.
Агата резко поднялась, стряхнула прилипший сор с полотенца, наскоро побросала вещи в пляжную сумку, накинула тунику.
– Вот черт! А не, цел каблук, не сломала… Он мне так и говорит:
Агата нацепила очки и снова превратилась в незнакомку – что там у нее на уме?
– Причал вот забацают для водных прогулок, купание, рыбалка – все дела. Ой, что это я про себя да про себя! – Галина театрально всплеснула руками. – Сама-то замужем? Детки есть?
– Как-то не случилось, – сухо ответила Агата, поспешно надевая сланцы, ее мизинец запутался в ремешке.
– Ой ли? Понимаю, понимаю – работа! Столичный реставратор не хухры-мухры! Но от мужиков, поди, отбоя нет? – Вот уж не думала Агата, что ее жизнью так интересовались.
– Мы с Матюшей – только между нами, девочками, – всегда хотели иметь большую семью, и вплотную этим занимаемся, – продолжала Галка.
За этими двумя на берегу пристально наблюдало существо из моря. И эти двое определенно существу нравились: вокруг них искрило яркими, вкусными эмоциями. Тварь облизнулась.
От одной, черненькой, исходила лютая ненависть – приторный вкус восточных сладостей – и зависть с бодрящим привкусом цедры.
От второй, рыжей, распространялся… страх? Нет, у страха привкус гнилости. Раздражение? Снова нет. Ноздря с серебряным кольцом жадно втянула воздух. Что-то терпкое, незнакомое и потому желанное. Лапа с короткими черными когтями в нетерпении царапнула камень. Подобраться бы поближе, наполнить чешуйчатое зеленоватое тельце в витиеватых узорах энергией. Присосаться призрачным раздвоенным язычком к ауре рыжей и пить, пить медленными глотками, растягивая удовольствие.
Вдруг рыжая резко встала, развернулась и ушла, за ней потянулась и другая. Придется снова довольствоваться привычным – малопитательным страхом глупых, мелких рыбешек, который лишь на короткое время притупляет жажду…
Глава 2
Под палящим зноем Агата брела по тропинке в гору. Там, наверху, можно спрятаться от пекла в прохладе старого тенистого парка. Крутоват подъем, это в семнадцать прыг-скок – и ты на вершине. В свои двадцать девять Агата ощущала себя не очень, голова кружилась, перед глазами проносились тучки мушек, сердце ухало в висках. Занятия в тренажерном зале лишними не станут, особенно при ее сидячей-то работе.
Или все дело в безжалостном полуденном солнце? Угораздило же забыть соломенную шляпку в доме. И бутылку с минералкой оставила внизу, на камнях. Нет, дело не в шляпке и не в скалистой тропе. Перед собой можно не юлить: встреча с Картошкиной ее взволновала, откинула назад во времени к прежней себе – неуверенному, сутулому подростку с наивными представлениями о счастье. Не надо было и признаваться, приняли бы ее за дачницу, похамили слегка и делов-то. «Так нет, – отчитывала себя Агата, –здравствуй, Галка».
Сбежать ей удалось при первой возможности, как только внутри красной сумочки давней знакомой зазвонил телефон.
– Опять! –
– Галина, добрый день! Это салон «Афродита», – глухо донесся из трубки женский голос, – у вас запись сегодня на пять. Шугаринг, ножки и бровки. Все верно? Тут такое дело, ваш мастер заболел, и мы…
Вот тут Агата сбежала. Из двух возможных путей – пляж с раскаленными камнями-углям или извилистая тропинка в скалах – она выбрала ближайший, второй. В спину ей доносились ругательства. Идея с переносом времени госпоже Шелестовой явно пришлась не по вкусу.
Внимание Агаты привлекли лязг металла и звук сварки, на вершине склона рабочие устанавливали ограждения для смотровой площадки. Размах реконструкции усадьбы и объемы денежных влияний говорили об одном – кто-то всерьез заинтересовался наследием графа Федора Захржевского. Вот и парковую аллею застелили новым асфальтом, облагородили ровненьким бордюрным камнем, украсили скамейками на витых чугунных ножках.
Где-то здесь стоял стенд с облупившейся синей краской и надписью «В нашем лагере «Заключье». В рассохшиеся деревянные карманчики вставлялись карточки: распорядок дня, дежурный отряд, киносеанс и дискотека. Неподалеку от стенда гипсовая девочка отдавала салют, рядом с ней бодро шагал однорукий гипсовый пионер с горном. Толик Платонов обожал страшилки и пугал ими мелких. Страшилочка была банальной, но пользовалась неизменным успехом в младших отрядах: в полнолуние пионер оживал, спрыгивал с постамента и бродил по лагерю в поисках жертвы. А уж если раздавался в ночи звук горна – берегись, на подмогу вызывал он гипсовых товарищей из соседних лагерей, щедро разбросанных по морскому побережью. Толик пытался раздобыть этот сигнальный инструмент для пущей убедительности, но в театральном реквизите нашелся только бубен, который малышню совсем не впечатлял. Вот и не подумаешь, что такой шалопай с неуемной энергией обладал выдающимися математическими способностями и с легкостью занимал призовые места на олимпиадах…
Сейчас на аллее разместили новую композицию. Пять мраморных скульптурок застыли полукругом. Пять девочек, неуловимо похожих друг на друга, с безмятежными улыбками. Их волосики и платья развевал ветерок. Агата провела пальцем по щеке давней знакомой, мрамор живой и теплый, как настоящее тело ребенка. Вот куда делись ангелы с морского дна.
– Красивые, правда? Совершенны, как греческие статуи. Привет, Агата.
Бархатный голос пригвоздил к месту, заставил вздрогнуть, взбаламутил все давным-давно позабытое. Оборачиваться опасно. И к предателю стоять спиной тоже опасно. Она набрала побольше воздуха, как перед прыжком в морскую глубину, и медленно повернулась:
– Ну здравствуй, Матвей.
Из щуплого очкастого ботаника он превратился в импозантного широкоплечего мужчину. Удлиненная каскадная стрижка. Легкая небритость. Без очков. На подбородке, помнится, была ямочка. И на щеках, когда Матвей заразительно смеялся. И глаза такие же пронзительно серые. Агата глубоко вздохнула, она помнила многое из того, что хотела забыть.
– Ты… – Матвей Шелестов запнулся, – давно не виделись…
– Эти те самые? Из моря? – Агата разглядывала ангелочков, только бы не его.