Шестой прыжок с кульбитом
Шрифт:
Желание Огаркова отказаться от штамповки больших батальонов и многих тысяч танков вело к сокращению числа генералов в армии. А это уже крамола, то есть бунт на корабле. Поэтому доктрина Огаркова, энергично продвигаемая в войска, встретила самое упорное сопротивление. Тратить деньги на тренировки и автоматизированные системы управления, вместо массовых вложений в оборонный комплекс, было не просто не по душе влиятельным людям — оно в голове не укладывалось.
А вот Пентагону концепция «ограниченной войны», которой бредили военные умы на западе, именно в версии Огаркова показалась
Глава 41
Глава сорок первая, в которой бог не требует невозможного. А вы будьте реалистами, требуйте невозможного
Авдеева решила не углубляться в дискуссию.
— Предлагаю не углубляться в дискуссию, — сказала она. — А остановиться на двигателе.
— На каком двигателе? — не понял Огарков.
— На автомобильном, — пояснила Лизавета. — Советские мобильные батальоны должны быстро передвигаться в указанном направлении. Для этого нужны грузовики и бронетранспортеры. И на первое место здесь выходит надежность двигателя и ходовой части.
— Так-так…
— Мощность, моторесурс, неприхотливость — вот что нас интересует в первую очередь. Смотрите, Николай Васильевич, в стране давно работает Ярославский моторный завод. Хороший завод, крепкий. Всю страну обеспечивает дизельными движками. И у меня есть перечень недостатков целого ряда моторов…
— Хм, — нахмурился Огарков. — Ваш перечень недоработок танка Т-72 ошеломил моих помощников! Особенно вторая часть, где предлагаются варианты решения проблем. Танк еще не пошел в войска, а уже придется многое менять. Склоняюсь к мысли, что нужно срочно внедрять двухплоскостной стабилизатор танковой пушки и новую навесную динамическую защиту.
— Это еще не всё, — пообещала Авдеева. — У меня на внешнем винте закопан целый терабайт полезной информации.
В подобных терминах Захаров пока ориентировался плохо:
— Это много?
— Вы сначала с этим разберитесь, — отмахнулась Лизавета. — Большого слона надо кушать по кусочку. Кстати, Николай Васильевич, вам удалось почитать доклад по кредитно-денежной политике СССР?
Огарков кивнул. На первой встрече маршал Захаров рекомендовал генерала Огаркова как надежного товарища и опытного человека. Поэтому Авдеева не стеснялась высказывать собственное мнение. В тайне оставила лишь своё происхождение, об этом здесь ведал один Захаров.
Генерал Огарков оживился:
— Как вы и советовали, Лизавета Сергеевна, мы проверили информацию. Кое-что раскопали, но потом уперлись в тупик.
— Сложности у Генерального штаба? — подняла бровь Авдеева. — Странно.
— Я отправился в общий отдел ЦК, чтобы почитать переписку Госбанка и Политбюро, — генерал хлебнул морса и промокнул губы салфеткой. — И меня завернули! Спросили только, откуда мне известны номера совершенно секретных документов. Мне, члену ЦК КПСС, отказано в доступе!
Авдеева кивнула совершенно
— Кстати, Лизавета Сергеевна, откуда вы, находясь в Гондурасе, узнали не только номера, но и содержание переписки?
— Если одни люди пишут документы, значит, другие люди их могут прочитать, — уклонилась она от пояснений. — Но речь не об этом, а о деньгах. Деньги у нас пока есть, и Советский Союз крепко стоит на ногах. Члены Политбюро искренне считают это собственной заслугой. Они уверены, что контролируют половину мира, и поэтому всем из второй половины, кто назвал себя коммунистом, они так же щедро подставляют вторую материнскую грудь. А вот отеческого комплекса по отношению к собственному народу у них нет напрочь!
— У вас предвзятое отношение к интернациональному долгу, — протестующее воскликнул Огарков.
— Не уверена в таком долге, — поведала она пирожку с орехами и медом. И он не выдержал такого напора. Два укуса, и пирожка не стало.
— Скорее всего, это психология, — пояснил ей Огарков. — Вы жизнь вы провели за границей, в комфортных условиях. И негативное отношение к советскому строю переносите на его руководителей.
— Думаете? — снова хмыкнула Авдеева. — Вы меня раскусили.
Огарков иронию не принял:
— И потом, советскому народу постоянно повышают зарплату и дома строят. Просто у вас еще не было времени посмотреть вокруг. А если оглянетесь, то увидите: вся страна в строительных кранах.
— Дома строят, — согласилась Лизавета, изображая жест «ладонь-лицо». — А сколько людей еще в бараках ютится?
Огарков стоял на своем:
— Невозможно всё и сразу! Давайте будем реалистами.
— Ну, не знаю, — сказала Авдеева навязчивую присказку, хотя знала всё прекрасно. — Это бог не требует невозможного. А мы, коммунисты, обязаны быть реалистами и требовать невозможного. Вынь да положь! Вот наш девиз. Не можешь — отвали.
Демагогия рулит… А что, только Троцкому можно с трибуны зажигать? Пока Огарков запивал шок чайком, Лизавета напомнила собеседнику о том, что посторонних тут нет. А раз разговор этот не для стенограммы, то говорить она будет то, что думает. Конечно, Авдеева слегка лукавила. Для достижения цели любые речи хороши, поэтому люди частенько говорят не то, что думают. Особенно женщины. Человеку свойственно называть вещи другими именами. Для этого изобретены мудреные словечки вроде «метафора» или «гипербола». Выражаясь абстрактно, люди таким образом скрывают ложь. Как ни крути, а честность — это такой недостаток, при котором человек не способен придумать другой вариант ответа.
Между тем генерал отстаивал свою точку зрения:
— Трудности с жильем у всех. Офицеры тоже обеспечены лишь частично. На всё сразу денег нет, — убежденно заявил он.
— А на шведскую компартию у нас деньги есть? — со скрытой усмешкой прищурилась Лизавета. — Зачем мы кормим коммунистов Новой Зеландии и сотню компаний таких же дармоедов, вы можете сказать?
— Я не знаю деталей, — буркнул Огарков. — Но наша партия несет им правду.
Авдеева всплеснула руками:
— Да разве ж я против правды? Или правду обязательно надо нести вместе с деньгами?