Шестые врата
Шрифт:
Воздуху не хватало. Край подковылял к окну, рванул из последних сил трухлявую створку. Та подалась, легко и бесшумно, а за ней и вторая – в хрущобе никто не менял двойные рамы на термические. Холодный поток хлынул внутрь, неся с собой промозглую сырость, осенние запахи и - хлопанье крыльев. Парень отпрянул, защищаясь руками. Чуть не выронил зажигалку. На мгновение стало темно. Палец нащупал выпуклости красоткиных прелестей, пламя выстрелило во мрак, и тот отступил на резервные позиции в углах. Окно стояло распахнутым настежь, а на подоконнике сидел, разглядывая
– Ну здравствуй, птица, - признаться, Край дошел уже до того, что если бы псевдо-ворон ответил человеческим голосом, он бы даже не слишком удивился.
Голубь, однако, молчал, только сделал пару мелких шажков к человеку. Оранжевые радужки вспыхивали таинственно в свете пламени. Парень облокотился о подоконник, но птица и не думала улетать. Наоборот, бочком подошла к руке и начала пощипывать ладонь.
– Да ты совсем ручной, - догадался Край. – И есть, видать, хочешь. Только у меня нет ничего.
На всякий случай он перерыл карманы, но обнаружил только блокнот и огрызок карандаша. Голубь не отчаивался и пристроился к другой руке, пытаясь пробраться клювом в кулак.
– Приятно было пообщаться, приятель, но мне пора.
Край штурмовал первую ступеньку, когда пернатый шум ударил ему в спину, обдал ветром и дунул под потолок. Голубь довольно уселся на предварительно обгаженные перила. Гигантская тень аккуратно сложила крылья.
– Мило, - бормотал Край себе под нос, пока лестница, возомнившая себя эскалатором, бросилась ему под ноги. – Кажется, я завел себе друга.
Четыре двери на этаже ничем не отличались друг от друга, кроме номеров, так что Край на мгновение почувствовал себя в лабиринте. Дед Мороз на стене похоже тоже давно отчаялся найти верный адрес для своих подарков: олени выглядели изможденными, сам бородач – бухим в дупель. Парень старался даже не думать о том, что слышанный им звук мог исходить из квартиры выше по лестнице – если это, вообще, не было игрой нервов, воображения или отравленных клеток мозга, создавших жуткого старика и оклеенную стихами комнату.
Он поднял руку с зажигалкой повыше. Пять. Шесть. Семь. Латунная восьмерка на пыльном дерматине висела косо, будто кто-то играл с ней, пытаясь повернуть вокруг единственного оставшегося гвоздика. Воздух фыркнул маховыми перьями. Голубь слетел на грязный пол, засеменил к порогу, заклевал дерматин, будто нашел что-то съедобное. Что там говорил старик? Бесконечность. Знак бесконечности... Лежащая на боку восьмерка!
Край посветил на дверную ручку. За нее брались и недавно. Пыль размазалась по стальной поверхности, комочками собралась в углу, там, где ручка соединялась с дверью. Бинго! Осторожно надавил, повернул. Створка открылась без скрипа. Темнота коридора была разбавлена голубоватым пятном, лежавшим на стене напротив входа в комнату. Не лампа, нет. Скорее, мощный фонарь.
Голубь недовольно гукнул, когда Край отпихнул его в сторону. Подошвы кроссовок оглушающе хрустели по грязи на полу – по крайней мере,
Край высунулся из-за стены осторожно – не хотел подглядывать, хотел только убедиться, что это не охранники, шарящиеся по этажам за сталкерами. Увидел Фактора и Лилит – и не смог отвести глаз. Коммерсант раздевал ее – медленно, нежно. Куртка и футболка уже валялись на полу, теперь настала очередь черного лифчика. Лилит расслабилась в ожидании – атласная полоска соскользнула с обращенного к Краю плеча, голова склонилась чуть набок, отяжеленная спадающими до пояса волосами. Отраженный потолком луч заключал пару в столб голубого света, так что она казалась вмерзшим в лед моментом совершенной близости.
Край тихо отступил в темноту коридора. Раньше он не задумывался особо над тем, куда делся его спутник. Он мог побежать за помощью, быть схваченным, отправиться на поиски остальных или попасть в лапы собственному личному кошмару, и еще неизвестно, чем были бы оклеены стены в комнате ужаса Фактора. Но вот этого Край не ожидал. Такого предательства. Такой низости. Как будто он уже умер. Он и сам бы поверил в это, если бы так не горело внутри.
Выйдя на площадку, щелкнул зажигалкой. Голубь обрадованно трепыхнулся на перилах. Непослушной рукой Край сунулся в карман, вытащил блокнот, раскрыл наудачу.
люблю люблю
ничего не понимаю себя не помню
никого не помню
разбиться в неслышные дребезги
хочется разбиться рассыпаться[1]
Край рванул исписанную мелким почерком страницу, скомкал и швырнул через перила. Выдернул следующую, добыл огонь, сплющив груди пластиковой блондинки. Поджег, не глядя. Пламя порхнуло вниз, как огромный оранжевый мотылек. Лизнуло ступени первого этажа, погасло. Край запустил еще одного. И еще. А говорят, рукописи не горят. Если бы мог, он бы поджег себя самого.
– Я не утонул, Катя.
Динго раскрыла рот и только беспомощно шевелила губами, будто вытащенная на берег рыба, - молила отпустить. Но Еретик не отпускал. Его слова безжалостно переворачивали ее реальность и формировали что-то новое, как клоун на утреннике складывает из шарика собачку со смешной пимпочкой на хвосте.
– Видишь, я помню твое имя, хотя ты почти забыла мое.
Она захрипела, пытаясь вернуть себе голос:
– К-как?...
Еретик пожал плечами:
– Чистое везение. Случайность. По дну проходило сильное течение, оно затянуло меня, а потом выбросило на поверхность у берега, в камышах. Рядом была песчаная отмель.
– Но... – Динго тряхнула головой, словно надеялась, что рассыпавшиеся мысли сложатся в разборчивую картинку, как в калейдоскопе, - почему мы тебя не увидели?
– Я же говорю, камыш. И потом, - голос Еретика зазвучал глухо, что-то мешало ему говорить, сжимая горло, - вы все смотрели назад, за корму лодки. Орали, собачились.