Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1

Дюма-отец Александр

Нет, я довольствовался тем, что видел вас, я пьянел от вашей красоты, я был там, где были вы, и молил, не смея надеяться, о чуде, о том, чтобы после перемирия наступил мир!

Наконец пять дней назад газеты сообщили о прибытии Кадудаля в Париж и о его встрече с первым консулом; и тем же вечером те же газеты писали, что бретонский генерал дал слово больше не выступать против Франции, если первый консул, со своей стороны, оставит в покое и его, и Бретань.

На следующий же день я получил от самого Кадудаля предписание. Вот что там было написано. Гектор достал из кармана письмо и начал читать:

«Считаю, что дальнейшие военные

действия явятся бедой для Франции и бедствием для моей страны, и потому освобождаю вас от данной вами присяги. Я призову вас снова, если только французское правительство нарушит обещание, которое я принял как в ваших, так и в своих интересах.

Если же за этим соглашением стоит обман, мне снова потребуется ваша верная рука, и думаю, она меня не подведет.

Жорж Кадудаль».

Вообразите же себе мою радость. Я вновь вернул самого себя, которого отец и братья отдали на службу монархии, которой я не знал и о которой мог судить только по преданности моей семьи и по тем несчастьям, какими для нас эта преданность обернулась. Мне двадцать три года, у меня сто тысяч ливров ренты, я люблю и думаю, что любим, а потому дверь рая, которую охраняет ангел с огненным мечом, распахнулась для меня. О, Клер, Клер, теперь вы понимаете, почему я был так весел на бале у госпожи де Пермон. Я мог говорить с вами, я мог сказать, что люблю вас.

Клер молча опустила глаза. Это было почти признанием.

— То, о чем я рассказал, — продолжал Гектор, — происходило в далекой провинции, в Париже никто ничего не знал. Я мог бы утаить от вас правду, но это противно моей совести. Я захотел поведать вам всю мою жизнь и объяснить, какой рок заставил меня решиться на эту исповедь, ибо, если то, что я сделал, грех или даже преступление, я хочу получить прощение из ваших уст.

— О, дорогой Гектор! — немая страсть, которую Клер таила в своем сердце почти целый год, с криком вырвалась из ее груди. — О да, я прощаю вас, я отпускаю ваши грехи… — и, забыв о присутствии матери, Клер добавила: — Я люблю вас!

И она бросилась в его объятия.

— Клер! — вскричала г-жа де Сурди скорее изумленно, чем возмущенно.

— Мама! — от волнения Клер покраснела и чуть не лишилась чувств.

— Клер! — Гектор взял ее за руку. — Не забывайте, что все это я рассказал только вам, это наша тайна, я люблю только вас, и мне необходимо только ваше прощение. Помните об этом и поймите, что я начну жить по-настоящему, только если получу согласие вашей матери. Клер, вы сказали, что любите меня, так пусть наше счастье будет под защитой вашей любви.

И он вышел, никого больше не встретив, свободный и радостный, как только что помилованный узник.

Г-жа де Сурди с нетерпением ждала свою дочь. Неожиданный порыв Клер, то, как она упала в объятия молодого графа де Сент-Эрмина, показались ей, по меньшей мере, странными. Она хотела услышать объяснения, и объяснение было ясным и кратким. Девушка, встав перед матерью на колени, произнесла только три слова:

— Я люблю его!

Каждая эпоха неумолимо, как сила природы, по-своему замешивает людские характеры. И та эпоха дала потрясающие тому примеры: Шарлотта Корде и г-жа Ролан сказали, первая — Марату, вторая — Робеспьеру: « Я ненавижу вас»,а Клер сказала Гектору: «Я люблю вас».

Ее мать привстала, усадила дочь рядом с собой и стала расспрашивать, но услышала в ответ только следующие слова:

— Милая маменька, Гектор поделился

со мной своей фамильной тайной. Он считает, что должен скрывать ее от всех, кроме девушки, которая станет его женой. Эта девушка — я. Он просит дозволения прийти к вам и сделать предложение, от которого зависит наше с ним будущее. Он свободен, у него сто тысяч ливров ренты, мы любим друг друга. Подумайте, мама, но если вы откажете, мы оба будем несчастны!

Она говорила одновременно твердо и почтительно, затем встала, поклонилась матери и направилась к выходу.

— А если я скажу «да»? — спросила г-жа де Сурди.

— О, матушка! — Клер бросилась к ней. — Как вы добры, и как я люблю вас!

— А теперь, когда твое сердечко успокоилось, — продолжила г-жа де Сурди, — сядь и поговорим серьезно.

Г-жа де Сурди и Клер, взявшись за руки, устроились друг напротив друга.

— Слушаю вас, маменька, — улыбнулась Клер.

— В наше время, — заговорила г-жа де Сурди, — обязательно надо держаться какой-то одной партии. Я подозреваю, что Гектор де Сент-Эрмин — роялист. Вчера я говорила с твоим крестным, доктором Кабанисом. Он не только великий медик, но и очень разумный человек. Он поздравил меня с тем, что я так подружилась с г-жой Бонапарт, и очень советовал тебе как можно теснее сблизиться с ее дочерью. Он абсолютно уверен, что будущее — за ними.

Кабанис — личный врач первого консула, и он считает Бонапарта великим человеком, который не остановится на достигнутом. Никто не станет устраивать Восемнадцатое брюмера ради кресла консула. На такой риск идут только ради трона. Те, кто, прежде чем тучи рассеются и грядущее станет ясным, поставят на Бонапарта, будут захвачены вихрем его судьбы и поднимутся наверх вместе с ним. Он любит привлекать к себе знатные и богатые фамилии. В этом отношении де Сент-Эрмину нечего желать: сто тысяч ливров дохода плюс род, ведущий начало от крестовых походов. Вся его семья погибла, защищая короля, значит, твой избранник рассчитался с ним сполна, хотя его молодость позволила ему самому остаться в стороне от политических баталий. Он не давал обещаний ни одной из партий, его отец и братья погибли за старую Францию. Теперь, заняв пост при первом консуле, он будет жить для новой Франции. Пойми, я не ставлю никаких условий. Я буду очень довольна, если Гектор присоединится к новой власти, но если он откажется, значит, так ему велит совесть, и только Бог будет ему судья, он все равно станет мужем моей дочери и моим любимым зятем.

— Когда мне можно послать ему записку, мама?

— Когда хочешь, дитя мое, — улыбнулась г-жа де Сурди.

Клер написала в тот же вечер, а на следующий день в полдень, то есть в час, когда приличия позволяют нанести визит, Гектор был у ее дверей.

На этот раз его проводили прямо к г-же де Сурди. Она по-матерински нежно прижала его к своей груди, и в этот момент Клер отворила дверь. Увидев их, она радостно воскликнула:

— Ах, мама, как я счастлива!

Г-жа де Сурди привлекла ее к себе и заключила в объятия обоих своих детей.

Брак был делом решенным, оставалось обсудить с молодым графом вопрос о его сближении с новой властью.

Гектор сел на диван, слева от него устроилась Клер, справа — г-жа де Сурди. В одной руке он держал руку своей невесты, в другой — тещи. Клер взялась сама передать ему мнение Кабаниса о Бонапарте и предложение своей матери.

Пока она почти слово в слово повторяла то, что накануне сказала г-жа де Сурди, Гектор не сводил с нее глаз, а когда она закончила, сначала поклонился г-же де Сурди, а потом пристально посмотрел на девушку: