Шифр генома
Шрифт:
– Ты узнал, где работала Иванчук? – спросил Василий.
– Да. Сделал твою работу.
– Хорошо. С меня простава. Продолжайте, Андрей Андреевич.
– Есть продолжать, товарищ подполковник! – Подгорный приложил руку к клетчатой кепке. – Завтра я устрою тебе встречу с очень осведомлённым человеком. Он работал в этой лаборатории. Хорошо помнит всех сотрудников. Советую приготовить диктофон. Информации будет много.
Этим осведомлённым человеком был Евгений Павлович Капорин. Когда-то простой лаборант, а теперь известный
– Никаких особых усилий, – рассказывал Подгорный. – Когда ты меня попросил навести справки об этой женщине, я сразу по шаблону. А как только всплыла биолаборатория в нашей истории, так первым делом позвонил Капорину. Я Евгения Павловича давно знаю. Он для нашего комитета экспертные заключения делал. Представляешь, какая удача? Он, ещё в те дремучие времена работал именно в этой лаборатории вместе с Иванчук. Между прочим, хорошего мнения о ней. Завтра он тебе все карты раскроет.
– Спасибо, Андрей. Это большая удача. А куда мы едем?
– Как куда?! – всплеснул руками Подгорный. – Ко мне едем! София уже стол накрыла. Чревоугодничать будем. Грешить, Василий. Давно не грешил?
– Давно.
– То-то же! Москва рассадник греха. Не забывай об этом, подполковник.
Встреча с Капориным состоялась на кафедре, где Евгений Павлович преподавал. Невысокого роста человек, с коротким ёжиком на голове и поразительно добрыми глазами. Василия Капорин встретил крепким рукопожатием, словно был не биологом, а тренированным атлетом.
– Знакомьтесь, Евгений Павлович, мой друг и соратник Василий Иванович, – представил Куприянова Подгорный.
– Очень приятно! Евгений Павлович, – представился в ответ учёный, и широким жестом показал на диван в углу кабинета. – Присаживайтесь. Будем разговаривать.
На журнальном столике, рядом с диваном, стояла розетка с мёдом, три чайные чашки и большой китайский термос, родом из семидесятых годов.
– Знакомый раритет, – кивнув в сторону термоса, сказал Василий.
– Да-а, – с улыбкой протянул Капорин. – Берегу как зеницу ока. Последний остался у меня. Но не термос главный. Главное то, что внутри. Попробуйте.
Капорин выдернул большую пробковую крышку из термоса. Тоненьким ароматным дымком стал расползаться по комнате запах вишни.
– Чай Ассам, – с интонацией экскурсовода объявил Евгений Павлович. – Мой любимый. Уверен – вам понравится.
С этими словами Капорин разлил чай по чашкам, затем добавил в свою чашку пол-ложечки мёда.
– И вам рекомендую. Неповторимый вкус, – посоветовал Евгений гостям.
После нескольких глотков ароматного напитка, Капорин спросил Василия:
– А почему вас заинтересовала Ольга? Она вернулась? У неё неприятности?
Куприянов понял, что Андрей ничего не сказал Капорину о неопознанном трупе. И это хорошо. Пусть Евгений Павлович побудет ещё немного времени в неведении. Пусть рассказывает об Ольге как о живой. Хотя то, что она мертва ещё неустановленный
– Вы отчасти правы, – ответил Куприянов. – Расскажите, как вы с ней познакомились, что она за человек и чем она занималась в вашей лаборатории?
– Словом, вы хотите знать всё, – резюмировал Капорин. – Что ж, сегодня я могу раскрыть секреты.
– Секреты?
– Да, – кивнул несколько раз Евгений Павлович. – До девяносто четвёртого года лаборатория Гербера была строго засекречена.
– Простите, Евгений Павлович, – снова остановил рассказа учёного Василий, – я буду иногда прерывать вас. Кто такой Гербер?
– Яков Ефимович. Талантище… был.
– Он умер?
– Он пропал. Может быть, умер, а может, ещё жив. Во всяком случае, я этого не знаю.
– Извините ещё раз, – сказал Куприянов, – продолжайте о лаборатории.
– Спасибо, – Капорин сделал глоток чая, посмаковал секунду, и продолжил. – Я буду вещать в доступной форме. Можно сказать, в научно-популярной. Так вам легче будет понять. Так вот, Яков в какой-то момент предположил, что вирусы могут иметь воздействие на разные этнические группы по-разному. Значит, и создавать необходимые для лечения препараты надо с учётом генетических особенностей этих этносов. Дальше упускаю. Умные люди с Лубянки поняли, что это не только про лечение, но и про заражение. Тут же все исследования Гербера и его коллектива были засекречены. Сейчас, опираясь на свой опыт, могу сказать, что тогда мы были только в начале пути. Как минимум нужно было пару десятков лет, чтобы дойти до настоящих, ощутимых результатов.
– То есть, там нечего было засекречивать? – спросил Куприянов.
– Нет, уважаемый, было. Полковник Вихров, казалось бы, контрразведчик, военный человек, но он тогда предсказал серьёзную опасность в этих исследованиях. Он как никто понимал, что если эти результаты попадут к врагам, у них появится оружие посерьёзнее ядерного. Было что там секретить, было.
– В общих чертах понятно. А что Ольга?
– Ольга пришла к Герберу ещё студенткой. С большим потенциалом девушка. Потом закончила биофак, и Яков взял её в штат. Очень быстро она стала, чуть ли не правой рукой Якова Ефимовича. И признаться, заслуженно. Но потом случилось то, что случилось. То, что случилось со всей нашей страной и наукой. Старые не могли управлять по-новому, а молодые не хотели по-старому жить. В итоге победил хаос.
– Вас закрыли?
– Хуже. Нас слили.
– Как это понимать? – спросил Куприянов.
– Все результаты наших исследований передали американцам. Это я сейчас знаю, что американцам, а тогда… приехали приветливые, внешне располагающие люди из международной организации и сгребли все, что Яков Ефимович нарабатывал годами. Вот так всё просто, Василий Иванович.
– Как же? – Василий бросил взгляд на Подгорного, будто это он виноват в таком безобразии. – Как же комитет? Этот как его, Вихров?