Шиповник и ландыши
Шрифт:
– Есть...
– Я задумался над точной формулировкой.
– Есть весьма... интересные личности. Вот только, к сожалению, мое положение не предполагает возможности испытывать искренние чувства.
– Лентан.
– Перед тем, как сказать это, Сейген щелкнул пальцами, создавая защиту от подслушивания.
– Политическая обстановка, сложившаяся на этот день уникальна. Ко всем присутствующим вообще и к любой из претенденток в частности Вы можете не только испытывать, но и демонстрировать любые самые искренние чувства, какие Вам только заблагорассудится.
– Значит, если я попрошу голову этой... как ее... Сциллы, на блюде...
– Вам стоит только приказать.
– Передо мной склонился проявившийся в реальности виндикар.
– Мда...
– Задумчиво протянул Сейген.
– А знаешь, это никак не ухудшит твоего положения. Не улучшит - это факт. Но и не ухудшит. Так что, если хочешь...
Шут, хитро и понимающе усмехнулся. И тоже задержал на мне свой взгляд.
Трое смотрели на Императора и ждали. И ждала, колеблясь в неустойчивом равновесии, судьба одной глупой девки.
– Нет.
– По здравом размышлении, я решил все-таки отказаться от столь легкого и заманчивого решения.
– Пожалуй, пока что я воздержусь от... необратимых шагов. Возможно, ее еще удастся использовать. Конечно, если я еще не убил ее сегодняшней выходкой.
Трое неофициально высших сановников Империи посмотрели на меня с одобрением.
– Вот!
– Решился высказаться шут.
– Слышу голос не мальчика, но мужа.
Где-то. Кто-то.
Двое стояли у переговорных зеркал. Лица их были закрыты, и только серебряные пряди, выбивающиеся из-под ткани, намекали на статус разговаривающих. Ведь, хотя на этот раз высокие договаривающиеся стороны знали друг друга как облупленных, но подобного рода сделки требовали уважительного отношения к некоторым формальностям. Поэтому имен не называли, и делали вид, что вовсе не знают имени собеседника.
– Мы так не договаривались. Твои люди...
– Да. Приношу извинения.
– Можешь засунуть их...
– Я правда не предполагал, что эта прийма окажется такой... такой...
– Почти прошипел более высокий из говоривших.
– Такой умной, что примет помощь, от кого бы она ни исходила?
– Да.
– Высокий склонил голову.
– И поэтому...
– Не предупредил своих наемников.
– Да.
– Ваш Дом сильно задолжал мне.
– Ткань маски скрывает лицо, но все равно становится понятно, что более низкий из говорящих жестко усмехнулся.
– Да.
Больше говорить не о чем, и зеркала гаснут. Оставшийся в одиночестве внимательно оглядел стены, в украшениях которых
– Ну, братишка, ты даешь!
Императорский дворец. Джайгер из дома Шиповника.
Возвращение "в себя" ознаменовалось резкой болью. Тело настойчиво сигнализировало сознанию, что пропущенный через него поток Силы был запределен, и что ему (телу) это не понравилось.
Радовал только тот факт, что голова моя устроилась на чем-то мягком и удивительно приятном на ощупь. Настолько приятном, что захотелось открыть глаза, чтобы однозначно понять: что это у меня за подушка? Правда, первая попытка оказалась неудачной: по глазам ударил свет столь резкий и яркий, что я был вынужден их сразу закрыть, так и не узнав, на чем именно я лежу.
Похоже, моя попытка не осталась незамеченной. На веки опустилось что-то приятно-прохладное.
– Пожалуйста, не надо, хозяин Джайгер. Магомедик сказал, что некоторое время у Вас будет сохраняться повышенная чувствительность к свету!
"Хозяин Джайгер"? Габри сошла с ума? Или... или она пытается ненавязчиво намекнуть, что в комнате есть кто-то еще? Я же ей говорил, чтобы наедине или в присутствии друзей - называла меня "Джай", и не вздумала употреблять титулы. Тогда, наверное, мое желание несколько несвоевременно, но удержаться я не смог, и ласково погладил закрывающую мне глаза руку. Подушка у меня под головой как-то интересно пошевелилась.
– "Сумерки" наколдуешь?
– Спросил я у Габри.
В принципе, заклятье было не из сложных, и сил у Дара Войны должно было хватить. Да и на занятиях магией, на которые Габри ходила вместе с будущими магами Иргарда, это заклятье показывали и отрабатывали.
– ... се антрете фа!
С закрытыми глазами я не мог оценить правильность жестового компонента, но вот слова Габри произнесла верно. Так что я придержал ее руку на своем лице и снова попробовал открыть глаза. Поскольку свет не полыхнул болью, а щели между пальцами не засветились красным - я решил считать, что заклятье произнесено правильно, освещение там, где я сейчас нахожусь - безопасно.
Открытым, наконец, глазам предстала роскошная картина: склоненное надо мной лицо Габри, и ее, скажем так, верхние выпуклости, пусть и обтянутые строгим дорожным платьем, которые немедленно захотелось потрогать. Честно говоря, я уже потянулся к этому источнику благодати, когда вспомнил, что ситуации предполагает присутствие в комнате постороннего.
Поднять голову было почти равносильно подвигу. Слабость была такая, что я с некоторым трудом понимал: как это я так лихо смог потянуться к декольте Габри. Однако, я весьма пафосно превозмог самого себя, и сел. Сразу выяснилось, что столь удобной подушкой были бедра Проныры.