Широкое течение
Шрифт:
Но не всегда Иван Матвеевич был настроен на фи¬
лософский лад. Выпадали минуты, когда он был весел
и остроумен, правда, острил он самым странным обра¬
зом. Однажды в предвечерний час в беседке группа от¬
дыхающих вела спор о прочитанных книгах, о мастер¬
стве московских артистов, дававших в санатории кон¬
церт. В паузу, когда все замолчали, приведя в порядок
свои мысли, Иван Матвеевич, завернув штанину, открыл
свою коленку
ученикам лекцию, произнес:
— Вот эта коленная чашечка — в высшей мере уни¬
кальное творение, единственная в своем роде; она состо-
ит из шестнадцати отдельных частиц и невозможно не
обратить внимание на исключительной красоты лепку.
Пракситель! — и ощупывал ее любуясь.
Присутствующие растерянно переглянулись, озадачен¬
ные неожиданностью, пауза затянулась, а Иван Матвее¬
вич вдруг разразился хохотом, один. Вслед за ним, не
выдержав, фыркнула смешливая Маруся и шепнула Та¬
не на ухо:
— Да он у вас псих!
Таня усмехнулась с горечью, чтобы скрыть смуще¬
ние, а позже, оставшись наедине с ним, спросила:
— Иван Матвеевич, зачем вы это сделали? Вы же
^мный человек.
Он оскорбленно вскинул голову, сжал губы:
— Что же мне теперь и пошутить нельзя... в вашем
присутствии?
— Но ведь это не смешно, это скорее... грустно.
Он обиженно замолчал, спускаясь за ней к морю.
Здесь было прохладно, море неторопливо и ровно взды¬
хало, тускло отсвечивало сталью. Изредка срывалась
крупная звезда и, вспахивая черную мякоть неба, падала
в море, и вода, казалось, шипела, гася ее, а Таня, глядя
на полет звезды, всегда опаздывала что-либо загадать,
Ориноко, оранжевым неярким фонарем висела в про¬
странстве луна, бросая на воду красноватую, едва колеб¬
лемую полосу. Вдалеке, озорно и дразняще перемиги¬
ваясь с луной, потухал и снова вспыхивал огонек мая¬
ка. Прошли мимо любителей ночных ванн: двое плеска¬
лись возле берега, осыпая друг друга фосфорическими
брызгами.
Купающиеся остались позади, в тишине слышались
таинственные ночные шорохи, и вздохи моря стали как
будто глуше, осторожнее. Умолкли сверлящие звуки
никад, кое-где бесшумно мелькали во мраке людские
тени...
И оттого, что все — и природа и люди — как будто
оробело, а тишина теплой ночи невыносимо тяжко дави¬
ла на душу. Тане хотелось кричать. Не надо ей этой ка¬
менной ограды, этого добровольного заточения! Ей хо¬
чется смеяться, слышать страстный шопот, а не этот раз¬
меренный,
— Я надеялся, Таня, что здесь, среди этой роскоши
и волшебства, вы раскроетесь передо мной, приблизи¬
тесь, а вы все такая же — ровная и прохладная, и сколь¬
ко я ни иду к вам, вы отдаляетесь, как мираж. Пра¬
вильно я говорю, или это мне только кажется?
Таня молчала, тихонько ступая по камням, точно
слова эти толкали ее в спину, не давая остановиться.
— Я бесконечно терпелив, Татьяна Ивановна, — про¬
должал Семиёнов, — мне давно надо было бы стать в
позу неоцененного, высказать вам свое резюме и гордо
удалиться, как в старой доброй драме... Но я этого не
делаю: жду, когда вы, подобно звезде в море, упадете
на мою грудь. Дождусь ли?
Тане хотелось закричать в лицо ему зло и уничто¬
жающе: «Не дождетесь!»
Но, повернувшись и увидев этого человека, застыв¬
шего в позе робости и готовности, сказала без гнева,
спокойно, но беспощадно:
— Извините меня, Иван Матвеевич, не могу я при¬
выкнуть к вам и знаю: никогда не привыкну. Давайте
расстанемся по-хорошему. А если вы не оставите меня,
я вас возненавижу! Не знаю, почему я не могла сказать
вам об этом раньше, — женская слабость, а может быть,
Елизавета Дмитриевна была рядом, сдерживала.
Иван Матвеевич ужаснулся:
— Я не могу поверить тому, что вы сказали... Это
шутка?
Тане вдруг стало легко и радостно, точно ее выпу¬
стили на волю, как ту бойкую синицу, для которой Иван
Матвеевич открыл клетку: перед ней во всю ширь — про¬
стор, лети, куда хочешь!
— Нет, Иван Матвеевич, это не шутка, — проговори¬
ла Таня. — До свидания! — и скрылась прошуршав
кустами.
— Погодите, дайте мне прийти в себя... Таня!
На другой день Таня вышла к морю одна. Иван
Матвеевич отыскал ее, чтобы потребовать от нее объяс¬
нений. Но, увидев приближающегося к ней Семиёнова,
Таня, скользя по камням, рискуя упасть, сползла в воду.
Иван Матвеевич поплыл за ней, но, оглянувшись,
увидел, что далеко оторвался от берега, от людей, за¬
боялся, лишь крикнул ей вдогонку:
— Таня, не плавайте далеко, вернитесь!
А Таня удалялась от берега все дальше, дальше, где
волны были массивней, выше, а вода чище и зеленей...
В это время Антон Карнилин, выйдя из санатория,
остановился на площадке. Он прибыл сюда вчера вече¬
ром. Длительный путь и волнения утомили его. Он усми¬