Широкое течение
Шрифт:
шем лете. Вспомнила Антона... Она хотела пойти на то
место, за просеку, где он просил ее не выходить замуж
за Семиёнова. Но в глубине леса сгущался сумрак, от¬
туда тянуло сыростью, запахом прелой хвои, грибами,
и Таня побрела к даче, осторожно ступая по шуршащим
листьям.
Фирсоновы переезжали в город. Они прибыли на да¬
чу за вещами в субботу. Вместе с ними приехала и Та¬
ня. Ей хотелось провести выходной день в лесу. Утром
они
Москву, а сами остались ждать прибытия грузовика.
Елизавета Дмитриевна выносила из комнаты вещи:
постели, посуду, стулья; Алексей Кузьмич возился на по-
лу, укладывая и увязывая все это; Дмитрий Степанович
сортировал на скамеечке саженцы каких-то деревьев.
Таня молча села на ступеньку крыльца и взяла с пе¬
рил «Комсомольскую правду», которую она смотрела уже
много раз. На первой странице был напечатан крупный
портрет Антона Карнилина; кузнец стоял возле молота в
богатырской позе с клещами на плече. Под фотографией
статья: «На вахте мира».
Таня отложила газету и, подперев щеки ладонями, не
шевелясь, следила, как молодые липы покрывали стол
беседки плотной скатертью листьев; она заговорила, как
бы размышляя вслух:
— Не люблю я желтые листья: нарядные, а нежи¬
вые... Красиво они падают, медленно, неохотно, земля от
них в рыжих узорах. А под ногами шуршат как-то зло¬
веще, будто по змеям шагаешь. Взглянешь наверх —
ветви-то уже наполовину голые, скучные. И так тоскли¬
во делается... А они все падают, падают...
Дмитрий Степанович взглянул на нее, улыбнулся и,
продолжая раскладывать саженцы, отозвался негромко,
с ласковым упреком:
— Что-то ты часто грустить стала, Таня...
— Я ведь не из веселых, — промолвила Таня, не ме¬
няя позы. — Да и веселиться-то не с чего.
— Ну, погрусти, — примирительно согласился учи¬
тель и ободряюще покивал ей головой: — От грусти душа
мягчает, делается светлее: вся пыль с нее смывается.
И мысли осеняют этакие поэтические...
— Какие там поэтические, — горько усмехнулась Та¬
ня, — просто сомнений много.
Дмитрий Степанович сел с ней рядом, вкрадчиво за¬
говорил, будто хотел в чем-то переубедить ее:
— Все это у тебя от любви, я знаю. А любовь, Та¬
ня, — если, конечно, это хорошая любовь, настоящая,—
как солнце: от нее лучи идут... Она дается человеку, как
награда, за веру, за щедрость души...
— Ох, правда, Дмитрий Степанович! — отозвалась
Таня. — Человек живет для счастья. А счастье
ви не бывает. И чтобы оно было чистым, полным, надо
оберегать любовь от мелочей жизни.
¦ — Я всегда утверждал, что грусть склоняет челове¬
ка к философии. — заметил учитель,
Таня усмехнулась:
— Ну, уж философия!.. — И, понизив голос, поведала
Дмитрию Степановичу: — Просто боюсь всю жизнь про¬
жить одинокой.
— Такая-то красивая, милая?! — удивленно восклик¬
нул учитель. — И слушать не хочу!
— А ты поменьше думай об этом, Татьяна, — вме¬
шался в беседу Фирсонов. Приготовив вещи для погруз¬
ки, он критически огляделся, отряхнул брюки и, опус¬
каясь на ступеньку, сказал просто и убежденно: — Выхо¬
ди за него замуж, Татьяна.
Таня вздрогнула, вскинув голову, спросила с испу¬
гом:
— За кого?
Алексей Кузьмич кивнул на газету, лежащую рядом
с ней:
— За него. Он тебя любит.
Таня смутилась, в замешательстве прошептала чуть
слышно:
— Не знаю...
— И ты его любишь, — сказал Алексей Кузьмич.
— Не надо, Алексей, — умоляющим голосом возра¬
зила она, заволновалась, поспешно встала и ушла в сад.
Захотелось очутиться одной, спросить себя: любит ли
она его или... «Да что скрывать? Люблю!.. От людей
можно скрыть, от себя не скроешь. Люблю!.. Но что же
это такое?.. Радоваться бы надо, а мне делается страш¬
но. Ведь мы с ним ровесники, я даже старше его на пол¬
года... И каким-то он окажется потом?.. Теперь Люся ря¬
дом с ним. Она стала еще красивее. И поумнела, навер¬
ное...» — Она стояла под липой, положив локти на из¬
городь. Косые лучи заходящего солнца прощально осве¬
тили одетый в золото мир. Из открытого окна соседней
дачи слышалась музыка. Звуки плыли в воздухе медли¬
тельно, ощутимо-тягучие, как бы зримые; и думалось:
лови их и наматывай на пальцы, как тенета в яркий день
бабьего лета. Тане хотелось плакать...
С террасы доносились невнятные голоса; Таня знала,
что говорили о ней.
— Совсем недавно он был влюблен в Люсю Костро-
мину. И как!.. — сказала Елизавета Дмитриевна, подме¬
тая пол террасы.
— Мало ли, в кого мы влюбляемся сгоряча! — отве¬
тил Алексей Кузьмич. — Была вспышка и погасла.
— Погасла ли?.. — усомнилась Елизавета Дмит¬
риевна.
Она замела мусор в уголок, прикрыла его веником
и, садясь возле мужа, высказала, как давно решенное: