Шишкин и Суворов
Шрифт:
Все, что сейчас происходило, никак не умещалось в Генкиной голове. Еще минуту назад он сидел в пустом гулком зале и разговаривал с маской из бронзового глаза. А теперь его, очевидно, приготовились пороть. То есть вместо шланга от стиральной машины теперь прутьями стегать будут!
– Детей бить нельзя! – заверещал Генка. – Я в ювенальную юстицию на вас жаловаться буду!
Тут он закрутился угрем и попытался под рогожу занырнуть. Только Прошка командиру своему сухощавому подмигнул и хлоп – ладонь штрафнику на спину. Того, как капусту гнетом,
– Жалуйся, жалуйся, Шишкин! – добродушно грохотнул верзила, а сам уже другой рукой Генкины штаны стягивает. Было тут от чего перепугаться – без штанов-то еще страшней!
– Дяденька, я больше не буду! – пискнул Шишкин. – Я же новенький, научи меня, как надо!
Прошкин начальник вокруг рогожи обошел, наклонился к пацану и хмыкнул. Затем выпрямился, одну руку – в бок, а другой прутиком Прошку отогнал.
– Новенький?
– Новенький, очень новенький, – взвизгнул Генка, – совсем новый!
Ему страшно захотелось, чтобы военный ему поверил. Он вскочил на четвереньки и стал отряхиваться, чтобы показать начальству свою новую школьную форму.
– Ладно, по первому разу прощаю, – усмехнулся офицерик. – Прошка, покорми отрока щами да мигом его назад на плац, я сам его учить буду!
Щелкнул каблуками двухметровый детина, улыбнулся во всю ширь и погладил Шишкина по голове. А лицо такое доброе-доброе, как у деда Мазая, что зайцев от паводка спасал.
– Пойдем, хлопчик, – как ни в чем не бывало сказал Прошка, а затем поднял за шкирку несчастного рекрута. Так они и пошли с плаца – очень большой и совсем маленький.
– Ты запомни на будущее, малец, – наставительно пробасил на ухо Шишкину великан конвоир, – Суворов немогузнаек не любит, мигом горячего под хвост подсыплет.
– Суворов? А он кто? Вот этот? Это твой командир? Тот самый Суворов? Или не тот самый?
Прошка брови сгустил и только головой по сторонам поводил. Как конь на водопое. Как будто Генка что-то плохое спросил.
– Здрасте, приехали! Он самый известный полководец! – покачал усами великан, – Суворова не знаешь? Ну, узнаешь еще!
Пришли они в столовую избу, а Прохор и говорит, что за стол чистым садиться надо. И все приговорками разными разговор усложняет. То «мытье – не мука, а к столу – наука!», то «чистая вода – для хворобы беда!». Прямо как литераторша перед контрольной за четверть. Но выбора у Генки не было, потому что розги, как и стиральный шланг, маячили где-то недалеко, и их еще никто не отменял. По крайней мере в этом месте.
– А где ванная-то? Как руки мыть?
Прошка, как жираф на муравья, посмотрел с двух метров на Шишкина и гаркнул:
– Скидавай одежу! Сурьезно мыться будем!
Шишкин аж подпрыгнул. Вот еще не хватало! Голым, что ли, за стол садиться?
– А зачем одежду-то снимать?
Только
– Так Суворов велит – кто закалит дух, тот осилит двух! Вот мы сейчас и тебя, малец, закалим и помоем заедино.
Сказал и с себя мундир и рубаху стянул. Пришлось и мальцу всю школьную форму снимать. Он даже валенки скинул на всякий случай и под лавку сунул.
Вывел затем Прошка Шишкина в одних трусах на крыльцо, а там на лавке ушат, полный воды. Генка палец в воду вставил – мамочка моя, а она вся насквозь ледяная. А детине это нипочем – взял он ушат за деревянные уши и вылил половину прямо на голову. Сначала себе, с кряканьем и присядкой, а потом вторую половину и на рекрута новоявленного – бултых! Все до донышка! Завизжал Генка, подпрыгнул, как тушканчик, к небу и назад – в избу. А глаза зажмурены. И как с перепугу об косяк звезданется…
Заверещал он, руками замахал и… очнулся в спортзале на полу, а вокруг него одноклассники столпились и с испугом смотрят, а над ним Лерка Малютина с первой парты склонилась с лейкой для цветов и воду на лицо ему льет. Как будто он грядка какая!
– Ты сдурела, что ли, Малютина! – закричал Генка и вскочил. И сразу за лоб схватился. А там, на лбу, у него ярко-красная волдырина наливается. Наощупь так с пол-яблока будет, если не больше.
– Это я тебя нашла, Шишкин, – с улыбкой сказала Малютина, – ты об шведскую стенку шишку себе набил.
И опять стала воду лить прямо на лоб. Генка выхватил у нее лейку и отбросил в сторону. У него и так уже за спину затекло, а она все льет! Но девочка не успела обидеться, потому что что-то привлекло ее внимание внизу, под ногами.
– Ой, а тут монетка! – вскрикнула Лерка.
Она наклонилась и подняла с пола какую-то блестящую бляшку. Это был бронзовый глаз шамана, который выпал из Генкиной глазницы и валялся теперь рядом с ножкой стола.
– Дай сюда, Малютина, это не твоя! – крикнул Шишкин и выхватил глаз из Леркиных рук. Она чуть надула губы, но он быстро приложил холодную пластинку к багровому бугру на голове. Так мама всегда ему говорила, чтобы пятак медный прикладывать, когда он себе шишки набивал.
После школы Генка шел домой вдвоем с Женькой Раскиным. Болтали о том и сем, и вдруг Генка и говорит:
– А ты знаешь, где я сегодня оказался?
– Где?
– Прямо у Суворова в войске!
– Да, хорошо ты в спортзале в темноте об шведскую стенку саданулся! Почти до Швеции долетел!
Женька засмеялся, но это не было обидным. Кто же поверит в такую ерунду. Такое только в сказках, да и то не всегда.
– Не, точно, и он меня чуть розгами не высек! – Генка старался быть убедительным и даже показал, какое место ему Суворов собирался высечь розгами. Но это не сработало. Раскин залился хохотом еще пуще и покрутил пальцем у виска. Сначала своего, а потом и Генкиного.