Шиворот-навыворот. Глеб и Ванька
Шрифт:
Мужчина долго молчал, рассматривая Стаса как малыш найденного в песочнице жука, будто раздумывал — сразу оторвать ему крылышки или сначала засыпать песком и посмотреть, как тот будет выбираться. Потом вздохнул:
— Ладно. Мы же не звери, правда, Станислав Аркадьевич? Ошибиться может каждый. Я дам вам три дня.
Стас попытался вскочить, прижимая руки к груди, чтобы выразить благодарность, но мужчина легонько толкнул его в плечо и он вновь очутился на диване.
— Только запомните, — продолжил мужчина, — ошибка — это одно, а злонамеренное вредительство — совсем другое. Если я пойму, что вы
Он вдруг отвернулся от Стаса, который всем своим видом старался передать, насколько он честен и готов к сотрудничеству, и быстро вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
Стас какое-то время сидел, не веря, что остался один в квартире и не решаясь пошевелиться. Потом медленно подкрался и выглянул в прихожую. Никого. Так же, крадучись, он обошел всю квартиру и, убедившись, что страшный гость действительно ушел, кое-как дополз все до того же дивана, упал на него и мгновенно провалился в тяжелый, беспокойный сон.
Глава 6. Человек-невидимка
Ванька вздрогнул, когда брат громко хлопнул дверью, точно желая сказать: «Ты никто и никому не нужен!»
Усевшись на подоконник, он обнял колени, уткнулся лбом в холодное стекло. Из подъезда, продолжая спорить, вышли Глеб с Пашкой. Брат махал руками, что-то втолковывая непонятливому другу. Он всегда был таким, уверенным в себе, сильным. И мир всегда вращался только вокруг Глеба. Почему жизнь такая несправедливая?
Телефон тренькнул — пришла смска.
«приффетиг видимка»
«:D как дилифки? =^_^=»
— ответил он.
«мну плачет»
«пичалька»
«угу завтра 10+4»
«сорри. ненавижу др!!!»
Они с Глебом оба родились в июне с разницей в два года и неделю, и поэтому день рождения родители им отмечали один на двоих. Старшему брату всегда доставались лучшие подарки. «А через несколько дней у Ванечки тоже день рождения!» — намекала мама. «Да? — удивлялись гости. — Молодец, не отстаешь от брата. Ну, значит, это вам на двоих подарок». Или если гостинцы никак нельзя было поделить, был еще такой вариант: «Значит, ждите нас в следующие выходные со вторым подарком!»
И Ванька поначалу ждал. Ведь взрослые никогда не обманывают!
Дело было не только в подарках. И торт у них был один на двоих. А о новых вещах и разговору не было — зачем покупать, когда можно донашивать за братом?
Ванька чувствовал себя глебовой тенью. Уж о нем-то они никогда не забывали, этот самодовольный придурок не давал им расслабиться. То сбежит играть на стройку, а родители носятся по всему микрорайону в его поисках, то руку сломает, спрыгнув с гаражного бокса, то у него соревнования, то он в полицию попадет. Ванька старался не доставлять хлопот родителям. Он слышал, как мама сказала однажды отцу: «Хорошо хоть с Ванькой никаких проблем. Золотой ребенок — его не видно и не слышно». Он никак не мог понять, зачем предки завели второго ребенка, если не собирались на него смотреть и слушать не хотели? Зачем он был им нужен?
Ванька понял это, когда родилась Ника, и мама полностью переключилась
С появлением сестренки Ванька и вовсе стал невидимкой. Вроде он здесь, а вроде и нет его. И от этой невидимости хотелось кричать во весь голос. Только он не знал как, пока он не встретил Люку.
«и я ненавижу др!!! — написала она. — приходи завтра на мост. мну принесет пиффасик. все наши будут. поскримим ффместе»
«<3 вот тебе >(///)<»
Вообще-то ее звали Катя, а ник был Кити Злюка. Ванька случайно встретил ее прошлым летом, и сразу утонул в невероятных фиалковых глазах. А еще у нее была розовая непокорная челка, которую она постоянно пыталась сдуть, и оттого была похожа на смешного пыхтящего ежика. Она была совсем другой, точно прилетела с другой планеты. Ванька раньше и представить не мог, что можно дружить с девчонкой. Разговаривать с ней, вместе слушать музыку, делясь наушниками. А еще она научила его скриму.
Когда он в первый раз сидел под железнодорожным мостом, и поезд несся в паре метров над головой, ему стало жутко. Та-тах-та-тах! Та-тах-та-тах! Казалось, древние кирпичи, из которых были сложены опоры, раскрошатся, и поезд рухнет прямо на них с Люкой, сомнет как испорченную тетрадную страницу, потащит за собой, круша кости и разрывая мышцы.
— Давай, — крикнула она ему в ухо. — Кричи!
— А что кричать?
— Что хочешь! Смотри! — она вскочила, завизжала как сумасшедшая, зажмурив глаза. — А-а-а-а-а!!! Я вас не-на-ви-жу-у-у!!! — Люка повернулась к нему. — Понял? Не бойся, все равно никто не услышит!
— Ага, — страх вдруг сменился бешеным весельем. Он набрал побольше воздуха в легкие и вложил в тот свой первый крик все, что накопилось за последние годы. Он кричал и кричал, пока вдруг не понял, что поезд давно прошел, а Люка смотрит на него восхищенно своими огромными кукольными глазами. Ванька смутился, закашлялся.
— А ты клевый, — сказала она. — Из тебя бы получился тру эмобой. Ты не такой как все.
Она потянулась к нему и легонько коснулась губами. До самого вечера он чувствовал клубничный вкус ее помады. Голос он тогда едва не сорвал, но зато мир вдруг стал розовым и радостным, как Люкина челка. Хотелось беспрерывно смеяться, а если плакать, так только от счастья, что он существует — дышит, ходит, кричит, и кому-то есть до этого дело!
Потом они чуть ли не каждый день встречались у моста. Так он стал Невидимкой, своим среди эмокидов. Только Кити назвала его по-другому.
«Это ты для других Невидимка, — сказала она. — А для меня Видимка. Потому что я вижу, какой ты настоящий».
«Тогда я тоже буду звать тебя Люка», — ответил Ванька, потому что злой она совсем не была, наоборот, всех жалела. Носила из дома еду бездомным собакам, пристраивала выброшенных котят. Она одна его понимала.
«Ладно, — обрадовалась она. — Значит, это будет наш с тобой секрет. Мы можем называть себя Ви-люка или Лю-димка».