Шизофренияяяяяяяя
Шрифт:
Да, вот это прекрасная мысль.
Может, тогда уже и ключи не стоит доставать? Зачем мне дом, когда бак заменит мне и его, и пропуск в мир?
Нет, все-таки надо достать. Собрать необходимые вещи в дорогу, взять моющие средства, чтобы привести бак в порядок, еды сообразить кое-какой на первое время.
И я поползла дальше.
Но тут мой будущий дом начал вести себя по-другому. Как будто, заручившись моим доверием и принятым мною решением, он уже мог позволить себе больше со мной не церемониться и показать свою истинную суть.
– Ам! –
«Это ты сказал?» – мысленно обратилась я к баку.
– Ам! Ам!
«Он хочет меня съесть, – догадалась я. – Съесть и переварить вместе с гарниром уже захваченного им мусора».
– Не ешь! Не надо! – запретила я ему.
Но он не послушался.
Я уже как раз почти полностью залезла внутрь и дотянулась до ключей, отбросив ногтем мизинца прилипший к ним презерватив, когда бак начал меня пугать.
Он вдруг конвульсивно дернулся и после этого стал как будто немного уже. Я попятилась раком.
– Ам! – снова повторил он и дернулся сильнее.
А затем его движения участились, и я поняла, что они напоминают мне глотательный рефлекс человека.
Точно хочет меня сожрать. Только как он собирается это сделать? Зубов у него нет. А если его внутренность посчитать за глотку, то, получается, нет и желудка.
Но бак не стал долго думать и быстро рассеял мои сомнения по поводу своих возможностей. Он задергался сильнее и начал вытягиваться в кишку, одновременно закупориваясь снаружи и отрезая мне путь к отступлению.
«Он хочет, чтобы я задохнулась, – поняла я. – И тогда, уже в качестве безжизненного трупа, я стану его совершенно законной добычей».
«О, я знаю, они все так делают, – осенило меня. – Вот почему иногда в мусорных баках находят дохлых кошек и закоченевших младенцев».
Я никогда не верила, что матери выбрасывают своих крошек специально. Теперь я знаю наверняка, что была права. Они просто наклоняются над баками, чтобы сбросить туда плаценту или что-то другое, совсем ненужное. А младенцы падают случайно. Матери, конечно, хотят извлечь их обратно – но не тут-то было: баки хватают невольное пожертвование, захлопываются наглухо и умерщвляют малышей.
Матери качают баки, царапают их ногтями, пытаясь сдвинуть намертво приросшие крышки, но, недавно пережившие роды, эти женщины слишком слабы, чтобы тягаться с пластиковыми монстрами. И им приходится уступить.
И тогда, измученные и опустошенные душой и телом, они покидают место преступления, оставляя будущим следователям кошмарного дела невольные улики и почву для ложных догадок.
А сейчас бак убьет и меня. А ведь я полезла в него добровольно. Но он не учтет этого факта и не сделает мне никаких поблажек. Он голоден и безжалостен.
Только я не позволю ему уничтожить меня запросто. Я не сдамся без борьбы. Я буду истошно кричать и царапаться. Я смогу выбраться наружу.
Вот я уже сильно продвинулась к выходу. Дно бака, правда, спазматически сужается вокруг
– Ам! – сказал бак и поспешил продемонстрировать мне еще один заготовленный на такой случай сюрприз: из его стенок, на первый взгляд совершенно непроницаемых для влаги, вдруг начало сочиться что-то жидкое и ядовитое.
Сперва бак изнутри как будто просто покрылся росой, а затем она из конденсата на стенках превратилась в активную капель и вскоре уже в целые звонкие струи.
От соприкосновения с этой жидкостью моя кожа запылала, как от ожога, и я поняла, что имею дело с какой-то концентрированной кислотой.
«Да это же желудочный сок!» – догадалась я и окончательно убедилась, что бак намеревается не только убить меня, но еще и переварить.
Я взвыла от боли и страха и еще интенсивнее стала пятиться задом и стучать по внутренностям бака ногами.
Он извивался и старался избегать ударов, постоянно меняя форму и то раздвигаясь, то сужаясь.
И тут я вспомнила, что у меня в руке есть еще одно оружие – мои ключи. Железные и крепкие, они явно полезнее в борьбе с баком, чем мои уже изломанные ногти.
И я тут же вонзила самый длинный из ключей в размякшую изрыгающую сок пластиковую плоть, которая моментально отреагировала судорогой боли и впрыснула в потоки белой кислоты и слизи густую струю красного.
Она оросила мое лицо, и я почувствовала на губах соленый привкус человеческой крови.
– Ага! Ты понял, кто тут сильней?! – возопила я, необычайно вдохновившись своим успехом, и продолжала тыкать ключами, куда только доставали руки.
И тогда бак сдался. Подергался еще немного и весь как-то обмяк и расслабился. А я выползла на свободу и теперь жадно глотала воздух.
«Пусть поверженный бак остается на боку, – решила я. – Я не намерена его поднимать. Вот сейчас отдышусь и, не глядя на труп врага, гордо пойду домой».
И пошла бы, если бы вдруг меня не поразила мысль, пришедшая из ниоткуда и без зова и расстроившая меня до слез. Мысль была банальной и поэтому тем более жестокой: почему, опрокинув бак на землю, я залезла в него сама, вместо того, чтобы раздобыть любую палку или ветку и с ее помощью безболезненно и ничем не рискуя извлечь ключи на свет божий?
Как же я сразу не догадалась это сделать? Ведь так поступил бы любой ребенок, едва научившийся ходить и связно мыслить.
И тогда у меня промелькнула страшная догадка: а ну как я действительно заболеваю? Не так, как раньше, а совсем по-новому?
Ведь прежде мое безумие только радовало меня, даруя мне совершенно уникальные и очень интеллектуальные переживания. Но сейчас… Неужели я так резко и внезапно поглупела? Неужели мой мозг перестал подсказывать мне простейшие решения? Неужели я становлюсь на самом деле беспомощной?